Окно, точнее — узкая щель под низким потолком, оказалось забранным надежной решеткой. Каждый пруток в палец толщиной. За ней смутно угадывалось стекло, но настолько грязное, что его скорее можно было принять за естественное продолжение стены.
Помещение не было тесным — два метра на три. И еще я увидел массивную дубовую дверь, не оставляющую надежды на побег.
— С приездом, — хриплый голос прозвучал приглушенно и совсем незнакомо.
Я, лежавший на животе, слегка повернул голову.
Николай сидел, прислонившись спиной к стене, и смотрел на меня.
— Ну у тебя и морда, — констатировал я, сделав отчаянную попытку привести себя в то же положение, что и он. — Можешь без грима Квазимодо сыграть.
— Тебе везет, что ты своей не видишь.
Наконец я устроился рядом со своим собратом по несчастью. Все тело ломило, а в голове целое племя негров увлеченно долбило по тамтамам.
— Пить хочешь? — участливо поинтересовался Николай.
— Да, — коротко ответил я, еле двигая пересохшими губами.
В горле, казалось, поработала дорожная бригада, напрочь все заасфальтировав. Там было абсолютно сухо, горячо и шершаво.
— Я тоже хочу.
Но я уже хотел совсем другого. G превеликим наслаждением я бы съездил ему сейчас по морде.
— Не измывайся, садист.
— И в мыслях не было, Филин. Просто надо же о чем-то говорить…
— Вот и скажи мне, где мои девчонки и что с ними.
— Я знаю не больше твоего, к сожалению, — в его слабом голосе и на самом деле послышалось что-то похожее на печаль. — Где мы сами сейчас находимся, я тоже понимаю смутно.
— Зато я догадываюсь…
В его карих глазах промелькнули искорки заинтересованности. А я продолжил, чувствуя, что организм потихоньку начинает восстанавливаться:
— Это не Рио-де-Жанейро и даже не Сухуми.
— Вот здесь ты можешь и ошибиться, Гоша. Когда меня сюда бросили вслед за тобой, я начал очухи-ваться от той ерунды, что нам вкололи. И самое интересное: наши охранники болтали между собой на грузинском.
— А ты почем знаешь?
— Я немножко говорю на нем.
— Так, — протянул я озадаченно. — А по-китайски ты, Коленька, случайно не балакаешь?
— Нет, — серьезно ответил он. — Только испанский, английский и немного грузинский. Ну и русский, естественно.
Я присвистнул от удивления.
— Где ж ты так настропалился, касатик?
— Жизнь заставила. Видишь ли, Гоша, я до шестнадцати лет рос в Англии, а только потом переехал с матушкой в Россию. Она-то у меня из Владимира, а вот с папой мне повезло. Он чистокровный англичанин. Вот и приходилось дома на русском общаться, а на улице говорить по-английски.
