Перенесенный русскими большевиками в чуждое для него пространство и в иное для него время, марксизм не мог дать России того, что от него тщетно ожидали идеологи Русской революции и ее вождь Ленин. Переломный XX век требовал иных, более углубленных и широких подходов, иного мировоззрения. Использование же экономической теории, не соответствующей ни стране, ни характеру ее народа, сделало социальную революцию России бесплодной и более опасной, чем любая другая подобная революция. На фоне развивающейся Духовной революции с ее новым космическим мироощущением марксизм как идеология Русской революции «не работал». Обращавшие на это внимание русские мыслители, писатели и ученые, которые действовали в поле Духовной революции, к сожалению, не были услышаны.
Большевики и их вождь были абсолютно уверены в своей правоте. Силой своей веры и своей энергией они вселили на какое-то время вторую жизнь в марксизм, в этот концентрированный «остаток» прежнего мышления, старого социального утопизма, в котором «новая жизнь, — по определению Бердяева, — ожидалась исключительно от изменений социальной среды, от внешней общественности, а не от творческих изменений в личности, не от духовного перерождения народа, его воли, его сознания»[102].
Бытие определяет сознание — утверждали философы-марксисты. Само же бытие, по их мнению, было тесно связано с формой и уровнем развития производственных отношений. Схема была дана раз и навсегда. В ней не было места ни для Космоса, ни для всего богатства его энергий, ни для миров иных состояний материи. Мыслители социальной революции упрямо отрицали какие-либо связи жизни человеческого общества с тем невидимым, но реальным, что окружало планету и ставило жизнь самого человека в зависимость от Беспредельности. Устаревшая мысль Европы забила все духовные поры Русской революции и перекрыла доступ живительного воздуха нового в сложный и мятежный ее организм.
Марксизм, справедливо замечает Бердяев, «был совершенно лишен космического мироощущения и явил собой крайний образец социологического утопизма, замыкающего человека в ограниченной и поверхностной общественности. Марксизм верил, что можно до конца рационализировать общественную жизнь и привести ее к внешнему совершенству, не считаясь ни с теми энергиями, которые есть в бесконечном мире над человеком и вокруг него. Марксизм — самая крайняя форма социологического рационализма, а потому и социологического утопизма. Все социальные учения XIX века были лишены того сознания, что человек — космическое существо, а не обыватель поверхностной общественности на поверхности земли, что он находится в общении с миром глубины и с миром высоты»
