.
В самом христианстве существовало разное осмысление Града Светлого, или сути такого понятия, как Царство Божие. Эту разницу четко и ясно сформулировал один из крупнейших христианских мыслителей средневековья Августин Аврелий. Один Град создается «любовью к Богу, доведенной до презрения к себе», другой «создан любовью к самим себе, доведенной до презрения к Богу». Первый воздвигнут внутри самого человека, следующего Высшему самоотверженно и неуклонно. И такой Град может послужить и другим. Второй создается, как правило, вне человека, на твердой земле и, не скрепленный истинной связью с Высшим, в любой момент может рухнуть, как карточный домик, или превратиться в нечто иное, не имеющее отношения ни к Граду Светлому, ни к Божьему Царству, как таковому.
То, что именно Церковь пыталась создать Царство Божие на земле, а ей в этом уподобились те, кто отринули и Высшее, и религию и совершили социальную революцию, не есть нечто парадоксальное и неожиданное. Здесь проявилась та закономерность, о которой я уже упомянула, — противостояние двух позиций: «во имя Отца» и «во имя свое». И то и другое разделено чем-то неуловимо тонким, похожим на лезвие бритвы. Только высокому, не самостному сознанию суждено ощутить это и вовремя остановиться. История сомкнула противоположности, лишний раз показав всю опасность перенесения мерок Высшего на земного человека, даже если он и в рясе. Внешний атрибут далеко не всегда свидетельствует о внутреннем качестве его носителя. Булгаков был глубоко прав, когда утверждал, что добро и зло отличаются друг от друга «не по внешним, а только по внутренним качествам».
Он же дал и развернутое определение, что есть Град Светлый в Высшем и земном выражении. Реальный град, будучи внеисторической задачей, может осуществиться лишь после «спадения часовой стрелки», т е. когда «времени уже не будет»[95]. Речь здесь идет об ином мире. Но когда недостижимое в земных условиях «объявляется достижимым и уже достигаемым во времени, тогда духовный взор ослепляется миражем земного града, манящим и дразнящим, но обманывающим. Призрак делает свое дело, ибо гонит вперед, не давая успокоиться, но эта призрачность проникает в душу человека и роковым образом уводит на путь человекобожия. Человечество целует раны свои, поклоняется страстям своим, измеряет трудный путь свой, но уже присваивает себе самому все совершенное, отлагаясь от Бога, хочет жить „во имя свое“. На протяжении всей всемирной истории можем мы наблюдать это зрелище. Один за другим создаются эти земные идеалы, мысленно построяется земной град, разрабатывается его план и чертеж»
