— У меня тоже есть водка, возьмите в компанию, — попросил он.
— Садись.
Парень поставил на стол бутылку «Столичной» и выложил несколько белых дырявых пластинок.
— Это еще что такое? — удивились мы.
— Это маца, еврейский пасхальный хлеб.
— Ты еврей что ли? — с угрозой спросил Ничко.
— Да. Вы уж простите.
— Среди евреев тоже порядочные люди встречаются, — сказал миротворец Македонский.
— Только редко, — вставил ехидный Ничко.
— Что-то маца твоя на хлеб не похожа, из чего ее делают? — недоверчиво поинтересовался Вова.
— Мука, вода… — стал перечислять иудей.
— Кровь христианского младенца… — как бы в сторону добавил Ничко.
Коля был убежденным антисемитом и очень любил читать экстремистские брошюрки, которые продают на Невском неопрятные бородатые псевдопатриоты.
— Это неправда! — возмутился наш попутчик.
— Правда, не правда — пей, давай. Тебя как звать-то?
— Александр Бренер.
— Закусывай, Александр, — сказал Македонский и пододвинул Бренеру сало.
— Нам свинью есть нельзя, — заметил Александр, но кусок сала все же сожрал.
— Никак не пойму я, почему все так евреев не любят, — горько посетовал наш попутчик через какое-то время.
— Вы Христа нашего гвоздями к деревяшке прихуячили, — выдвинул обвинение Коля.
— Почему вашего, он что, русский был что ли?
— Да уж, наверное, не еврей, — отрезал Ничко.
Александр на это ничего не ответил, но заскучал, загрустил, вышел в тамбур покурить и пропал.
— Что же ты парня обидел, собака? За что? — наехали мы втроем на Колю.
— У тебя у самого морда жидовская, я тебя давно подозреваю, — высказал мне Ничко. — И у тебя, Урмац, фамилия странная. Урмац… Маца… — какое-то созвучие я наблюдаю. Однокоренные слова, — отбивался Ничко.
— Коля, водки мы тебе больше не дадим, — вынес резюме Македон и демонстративно налил только себе, мне и Володе.
Такого поворота событий Ничко не ожидал.
— Ладно, признаю право евреев на существование, — пошел он на мировую.
— И равноправие, — потребовал Македон.
— И равноправие признаю, — Коля схватил бутылку и быстро налил себе в стакан.
— А ведь мы уже подъезжаем, — Володя высмотрел за окном какие-то свои ориентиры.
Я спрятал последнюю бутылку и закрыл сумку на молнию. Все судорожно сглотнули.
Со станции Сущево мы на попутном грузовике доехали до аэродрома. Купили в кассе билеты и поспешили на посадку. Наш самолет уже был готов к полету и стоял на взлетной полосе. Мы залезли в брюхо кукурузника, там уже сидели две бабки с мешками, они подозрительно нас осматривали. В глубинке не любят чужаков, опасаются. Появился пилот — выгнутая фуражка, черные очки — сокол, а не летчик.
