Старость шакала. Посвящается Пэт | страница 64



«Способ борьбы с недобросовестными бумагами», сказал он, заметив мой недоуменный взгляд и пояснил: «если контракт, который мне предлагают подписать, меня не устраивает, я всаживаю перо „Паркера“ в шею партнера, а контракт сжигаю, воспользовавшись колпачком-зажигалкой. Впрочем, если с документами все в порядке, „Паркером“ можно пользоваться более традиционно. Подписав контракт, например».

Тогда я оценил несколько мрачноватый юмор собеседника, но сегодня могу с уверенностью сказать: «я знаю, кто и чем поджег роман». Протыкать себе шею пером-лезвием автор не стал, наверное, потому, что целью было уничтожение не автора, а романа. А ведь все так просто: роман остается «нецелесообразной» добродетелью до того момента, пока не превращается в продукт. Вероятно, автор оценивал коммерческий потенциал своего произведения так высоко, что сжег его до того, как роман прочтет еще кто-то, кроме него самого. Ну и того второго неизвестного.

Три сохранившиеся главы – это доказательство того, что роман был. Для чего оно автору, точно ответить трудно, но можно предположить, что это своего рода напоминание самому себе, специально для случаев, когда «нецелесообразная» добродетель не дает покоя первым двум личностям автора.

«Будь разумен», – как бы предостерегают эти главы и напоминают: «Ты уже заплатил по счетам. Вот они мы, доказательство твоей „нецелесообразной“ добродетели». Оно и верно: жить с осознанием выполненного долга куда как легче.

Вот, пожалуй, и все. Роман, который поверг бы в безвылазный ступор любого анахроничного литературоведа, при анализе методом современной критериальной триады предстает в качестве логичного и даже несколько заурядного произведения. Это неудивительно, ведь в понятие заурядности господин Мунтяну не вкладывает никакого негативного смысла. Во время последней нашей беседы он вдруг начал вспоминать детские годы и, в числе прочего, рассказал удивительно красивую сказку, которую услышал от своего деда.

«К чему это вы?» – спросил я его, не поддавшись опьянению красотой.

Поразительный человек! Ни один мускул не дрогнул на его лице, он даже не подал вида, что оскорблен моей попыткой свести самодостаточное великолепие сказки к банальному поводу для перехода на нужную рассказчику тему.

«Не знаю», – ответил он, и я (клянусь!) сразу ему поверил.

«Возможно, – продолжал, впрочем, он, – к тому что двум незаурядностям не ужиться вместе? Не лучше ли было для обоих, чтобы шакал не показывал носа из норы, а волк сам доставлял бы ему пищу, что называется, на дом?»