Согбенный парень грустно усмехнулся и сказал:
– Просто у тебя все, дед. Как в басне. Только не так-то это легко – перебороть.
Его собеседник кивнул:
– А ты как думал? Победить всегда трудно. На то мужество надо. А мужество только от любви прибывает. Любовь – сила полноводная. Ради нее лишь страхи забывают. Она и душу исцеляет… Так-то.
Каред слушал старика и глядел в пустоту. О чем он кручинился? Поди угадай. Но уже к ночи пропал парень бесследно, и не нашли его ни на следующий день, ни через седмицу. Только горько причитала мать и плакала Зорянка, которой обещал он смастерить соломенную куклу…
Зима в этом году стояла холодная и снежная. Поутру, пока от дома до ворот тропинку расчистишь – замаешься. А стужа такая, что дыхание перехватывает!
Лесана возвращалась от колодца с двумя полными ведрами, вода в которых уже начала схватываться ледком. Ветер дул в лицо, мешал смотреть, обжигал щеки.
– Дай помогу!
И ведра, только что такие тяжелые, вдруг сделались невесомыми. Девушка оглянулась, с трудом разлепила смерзшиеся ресницы.
Высокий широкоплечий парень в овчинном тулупе перехватил ношу и улыбнулся. Лицо у него было круглое, курносое, простое. Самое лучше в мире лицо! Лесана зарделась. Мирута давно запал ей в сердце. А она нравилась ему. И весной, возможно, он придет со сватами. Нет, не «возможно», точно придет! От этой мысли на душе становилось тепло-тепло, и даже обжигающий ветер не мог загасить горение сладкого пламени.
Шли молча. Да и о чем говорить? Все они друг о друге знали. Он – сын кузнеца, она – дочь гончара. Не самая завидная невеста, чего уж душой кривить. Семья не шибко богата, скотины в доме немного, зато детей – семеро по лавкам. И она, Лесана, самая взрослая. Была у нее сестра, летами старше. Но вот уже четыре года как пропала Зорянка. Вечером, в прозрачных осенних сумерках, провожал ее жених до дома. Всего-то и надо было дойти от одного двора до другого. Так оба и сгинули. Искали их наутро, звали, кричали, надеялись, что спасли несчастных деревянные ладанки-обереги. Но нет. Только собаки беспокоились и выли…
Вызвал тогда деревенский староста обережника, чтобы защитил поселение от возвращения влюбленных. Недешево обошелся охранительный обряд, так недешево, что не сыграли в тот год ни одной свадьбы – не на что было пиры пировать, едва дотянули, перебиваясь с овса на полбу, до нового урожая.
А Лесана до сих пор помнила колдуна – высокого бледного мужика, облаченного в серую, как дорожная пыль, одежу. Он тогда посмотрел на ревущую в три ручья девочку таким холодным и неживым взглядом, что у нее подкосились ноги. И думать забыла рыдать. Хотя как не плакать, когда родная сестрица вместе с женихом обратилась в нежить и в любой миг может возвратиться на родимый порог – стонать, скрестись под окнами, смеяться диким смехом или со слезами звать родичей, чтобы выглянули из избы.
