— А для чего ацетон?
— Как учит пред, при комиссиях надо жить тихо, незаметно, но обязательно в зловонии, чтоб у комиссии разболелась голова и она побыстрее убралась.
— А окурки для чего?
— Каждая комиссия должна найти непорядок хоть какой-то — пусть это будут окурки.
И Нудельман, великий плут, заулыбался: ну а цветы зачем?
— Если хорошая погода, на уикэнд на Южный берег прилетают «слуги народа». В зеленхозе для них специальные оранжереи. Мое дело купить цветы, раздать фабричным и проследить, когда прозвучит сигнал, чтоб они вышли на улицу не как трубочисты, а в парадном, да чтоб с улыбками, иначе премии не видать. Потом я должен проследить, чтоб, Боже упаси, не бросили букет в машину, а чтоб россыпью да под колеса, обязательно впереди, чтоб «слуга народа» их увидеть смог. Это моя вторая общественная нагрузка, а третья — я молчу.
— Гм, ну, а если бы ты не стал молчать, то что бы ты мог, к примеру, рассказать?
— Мог бы рассказать… что позавчера, например, вы выписали тысячу пар резиновых перчаток, а увезли в аптеку три.
Нудельман снял очки, глаза его стали маленькими и злыми.
— А ты, оказывается, не так глуп.
В наступившей тишине слышно было, как в его груди похрапывали бронхи…
— Ну хорошо, можешь ты объяснить, для чего тебе золото, да еще в таких количествах?
— Не просто золото, а обязательно с брильянтом. Ее знак Овен — оса, ее камень — брильянт.
— Овен, овен, — мрачно повторяет Нудельман. — Значит, ты влюбился? Значит, брильянт? Ай-ай-ай! И чем красивее дама, тем больше денег. Не правда ли? Ай-ай-ай! Шалунишка, ты видишь вот тот особняк в кипарисах? — показал Нудельман в окно. — это Нудельмана был особняк. Было время, было. Угар нэпа, брильянты, чарльстоны. А какие дамы! Какие талии! Бедра у одной мадам Бродской вдвоем не обхватить. — И возбудился: — У дороги из Феодосии в Коктебель есть два огромных красивых холма. А знаешь, как называются эти холмы? «Жопа мадам Бродской» — во как прославил жену моего друга, феодосийского аптекаря, великий писатель Александр Грин. — Нудельман грустно поглядел в окно. — Потом налоги и НКВД, вернее парилка, в которой запирал следователь, чтоб побыстрее вспомнил, где зарыл коробочку.
— Ну и как, вспомнил? — съехидничал Феликс.
— Вспомнил, — взъярился Нудельман, — ты бы не только свою коробочку, но и про коробочки своих друзей…
— Никогда не поверю, что все отдали.
Глаз Нудельмана в толстой линзе поплавал черной лукавой маслинкой.
— Сволочь этот следователь, но дело знал — три раза в парилку запирал, а когда про последний брильянт вспомнил — отпустил. — Но вся фигура Нудельмана излучала торжество победителя, и он продолжил: — У Нудельмана были самые дорогие дамы, одна мадам Бродская чего стоила! А ее муженек в какую копеечку обходился?!
