Шепчет она:
«Что же, радуйся моей верной верности!
Я ль согрешу? А сердце горит,
Бедное, неумное сердце.
Ну, бери! Бери! Бери!»
Двое на тесной кровати.
Взбухли жилы. Смертный пот.
И таких усилий тяжкий вздох.
С кем вы тягаетесь, страшные ратники?
Нет, это не осаждают крепость,
Не барку тянут, не дробят гранит —
Это два бедных человека
Всё хотят еще стать одним.
Гм! Гм!
Всё весьма прекрасно в мире:
Раздеваться, целоваться, спать,
Вставать, одеваться, раздеться опять.
2x2=4.
5x5=25.
Господи, спасибо! Есть любовь ясная!
И куцая гимназистка шестого класса,
Вот и она подойдет, пригубит,
И бьются под узким передником девичьи груди.
«Я хотела вас просить об одном…
Только не смейтесь… это так глупо… нет,
не выходит.
Я скажу, не теперь… потом…
Боже, что со мной сегодня?..
Не зовите меня… просто Марусей…
Ну и сказала… всё равно… пусть!..»
Легче гору поднять — так трудно!
Что это? Его глаза или море?
И жадно пьют пухлые губы
Нашу сладкую горечь.
Пей! Никогда не забыть эту боль, испуг
И щемящую грусть этих розовых губ…
Там, в моем Париже, на террасе ресторана,
Как звезда на заре, доцветает дама,
И от гаснущего газа, и от утреннего света
Еще злее губы фиолетовые.
И, облизывая ложечку — каштановый крем, —
Ей хочется вытянуться, ногой достать спинку
кровати,
И горько шепчет она: «Je t'aime! Je t'aime!»
[3]Ему? Или ложечке? Или заре, над городом
плачущей?
И где-то в эту же ночь
Папуас под себя подбирает папуаску.
Господи, спасибо! Ведь есть любовь,
Любовь такая ясная!
Мы полем шли. Остановились оба сразу.
Глядеть — не глядели. Ждать — не ждали.
Горько пахла земля сухая.
Разве мы знали,
Чьих слез она чает?
Мы стояли. Мы не знали. Ничего не знали.
Мы друг друга искали.
Будто не стоим мы рядом, будто меж нами
Весь мир с морями, с холмами, с полями.
Губы дышали зноем земли.
«Ты здесь? Ты здесь?» —
Пальцы спрашивали
И нашли.
Господи, спасибо! Ведь есть
Любовь такая тяжкая!
Наши слезы смешались — где мои? Где твои?
Горько пахла земля, но земля ли? И где мы?
Боже, разве мало такой любви,
Чтоб напоить всю жаждущую землю?
«Ты видишь?» — «Да, землю и тебя».
Ты засмеялась, слезы всё бежали, легкие слезы.
А после спросил я:
«Ты видишь?» — «Да, тебя и звезды».
