* * *
В Московском ТЮЗе шел очередной спектакль «Три мушкетера». Заметим по пути, что спектакль создавался тем же коллективом авторов, что и фильм (Розовский, Ряшенцев, Дунаевский), и все главное из спектакля потом благополучно перешло на экран. Благородный Атос в исполнении артиста Н. перед песней «Есть в графском парке черный пруд» приходит на решающее объяснение с Миледи. Мрачный свет, зловещая атмосфера, предчувствие чего-то нехорошего… Артист Н. всегда выходил из левого портала с обнаженной шпагой в правой руке и всматривался в глубину сцены, ища там злодейку. В тот раз он, видно, решил обострить эпизод и придать ему еще более зловещий оттенок. Поэтому в левой руке у него красовался зажженный канделябр (ну, «зажженный» – это весьма условно сказано, там обычно встроены маленькие лампочки, имитирующие свечи). Он наконец, выдвинув вперед канделябр, разглядел Миледи и произнес первую реплику их диалога. И тут у него упала шпага. Атос нагнулся, чтобы поднять свое оружие, – и выронил канделябр. Потянулся за канделябром и снова уронил шпагу. Все это время продолжался напряженный и драматичный диалог с Миледи, но какой уж тут драматизм, когда диалогу сопутствует почти цирковой дивертисмент. Точно как у меня в школьной сценке с Задорновым, помните?
Тяжело, согласитесь, благородному Атосу сохранять стать и графскую осанку при таком конфузе. Но Коля выдержал. Он понервничал, но сохранил серьезность до конца. Однако для него это был явно не самый удачный день, а тот спектакль так и остался самым нелепым и комичным в жизни, так как впереди была финальная сцена, в которой мушкетеры вчетвером обороняют бастион в Ля-Рошели, окруженные десятками врагов. «Друзья, что мы видим вокруг? – вопрошает благородный Атос. И сам себе отвечает: – Мы видим горящие глаза наших врагов». Но он оговаривается и произносит: «Мы видим горящие друзья». Этого, пожалуй, достаточно, но через несколько секунд Николай снова порадовал друзей-мушкетеров, сказав, что за ними, мол, следит «всевидящий друз кардинала». «Друз», этот загадочный орган зрения, и «друзья» вместо глаз долго потом служили предметом шуток и дружеских насмешек над артистом.
Самое-то смешное было в том, что Николай в обеих ситуациях сохранял благородную осанку и прямую спину Атоса. Как тут не вспомнить Филатова, который всякого такого неуместно-гордого человека называл «обоссавшийся беркут».
Вообще надо отметить, что простейшие оговорки и самые безнадежные шутки чаще всего и оказывают наибольший эффект. Артисты могли тщательно готовить всякие розыгрыши. В них было все: и юмор, и фантазия, и точный расчет. Но – не действовали. А что-то совсем простое и даже примитивное вырубало разыгрываемого сразу и надолго. Прекращалось действие, и надо было ждать, когда он придет в себя, отсмеется и сможет продолжить. На актерском жаргоне это называется «колоть» или «расколоть».
