— А ты уверен, что именно его? Может быть скорее тех, а? Нет, братан, ты еще Лешего не знаешь… — И наверное где-то был прав. Такая первобытная силища исходила от серегиного протеже, и двигался он по квартире так, что вроде бы даже воздуха не колебал. Тертый, сразу видно.
— А кто он?
— Служили вместе. — Кратко пояснил Крот, гася бычок в тарелке. — Да и в ОМОНе полтора года протрубили ноздря в ноздрю. Теперь он на повышение ушел, но по старой памяти кое-какие дела, видишь, делаем. На-ка вот, — Он протянул Толянычу матово-черную коробочку. — Не забыл еще? Твой абонент, сам понимаешь, будет «Фант». Ну и мы, соответственно, «Крот» и «Леший». Примерь, пусть настроится.
Толяныч взял токин, повертел в руках — армейское снаряжение он действительно не забыл — и прицепил коробочку на пояс сзади. Приладил фурнитуру, и холодная граненая горошина микрофона вызывала ощущение приставленного к горлу ножа. Тьфу, бляха-муха, война никак не дает забыть о себе, хоть с коррекцией, хоть без. Разница лишь в том, что на действительной вместо фурнитуры был компорт за ухом.
— Крот, как слышишь? — шепотом спросил Толяныч, улучив момент, когда Серега отвернулся.
— Нормаль.
— Леший?
— Угу. — Слышимость была отличной, канал работал напрямую. Но если абонент выйдет из зоны прямой видимости, токин сработает, и сам найдет абонента через спутник или через Сеть.
Матрена крутилась возле Толяныча напрашиваясь поиграть — казалось, взрыв на нее не подействовал никоим образом. Она всегда приносила своих любимых мышей, видя, что Толяныч собирается уходить. Пришлось ее утешительно погладить:
— Сегодня ты, кошка, тоже идешь на дело.
— По коням. — Сказал Кротельник совершенно загробным голосом и, естественно, никакого энтузиазма не вызвал. По крайней мере у Фантика.
Было уже пять минут пятого, но рассвет только обозначил себя.
* * *
Вплотную к подъезду стоял жигуленок — «Копейка» — отвратного жабьего оттенка. То, что оттенок жабий, декларировал сам Крот, когда купил эту рухлядь. Картошку возить, как он при этом выразился. Вот и повозим сегодня картошечки. В свете желтушного фонаря, цвет машины был противнее вдвойне. Подстать настроению.
Толяныч прислушался — за углом царит удивительное спокойствие, лишь гарью тянет да журчат себе тихие голоса. Ни тебе метания мигалок по стенам окрестных домов, ни плотного оцепления, ни прочих атрибутов, которые можно увидеть новостных блоках. Как будто ничего особенного и не случилось. Никто из жильцов тоже не появился, но это как раз нормально — кому охотно угодить в центр кровавой разборки. И в свидетели вряд ли кого подпишут. Люди слишком насторожены, каждый сам за себя.
