— Ты бы полегче что ли с головой… — осторожно напомнил о себе сосед, видимо вспомнив о собственном предназначении.
— Заткни свою помойку, долбаный урюк! Пропала опохмелка! — взвыл Толяныч так, что даже Матрена, с интересом наблюдавшая за перипетиями хозяйской жизни, шарахнулась в коридор.
Поливая трехэтажными матюгами сбойного клона, Толяныч с треском срывал липкие от авокадо шмотки, одновременно пытаясь уловить ну хоть капельку столь желанного полторы минуты назад напитка. Наконец он, обнаженный, словно античный герой в видео-курсе древней истории, осторожно рухнул на сохранявшую подобие устойчивости малютку и закурил, ежеминутно ожидая новой подлянки — не ровен час лопнет осмотический[4] матрас, как это уже бывало, или еще что…
Кормление дерьмом халтурщиков от пси-коррекции явно откладывается. День, скотина, только поманил кажущимся благополучием, а на самом деле и не собирался задаваться.
Черная полоса продолжается.
«Ой, лежу на пляжу…» — охрипшим басом тупо напевал Толяныч раз за разом единственную строку модного шлягера, втайне мечтая о поездке в Сер-Бор и пропитываясь ядовитым осознанием недостижимости мечты. Настроение окончательно обвалилось и погребло его с головой.
* * *
— Что же ты, братан, разлегся-то? Да еще в таком виде, — послышался укоризненный голос от дверей. До Толяныча дошло не сразу, а когда дошло, то в дверях обнаружился Серега Кротов, закадычный друг детства с незатейливым прозвищем Крот. Хотя «обнаружился» — термин к Сереге явно неприменимый: бывший оператор погрузчика, мелкий спекулянт и бандит, а ныне сотрудник московского ОМОНа дружески молчал, распирая могучими плечами дверной проем и держа на мясистой ладони никелированную таблетку ключа от входной двери. Левое плечо Сереги оттягивала спортивная сумка необъятных размеров с торчащей из нее резиновой рукоятью шокера, что делало его похожем на разъевшегося теннисиста.
Вывод очевиден: с оружием — значит с дежурства. А значит либо поддатый, либо злой как черт.
— Вот это я понимаю, гостеприимство! Иду себе и гадаю — дома ли братуха Фант? А он, мерзавец, уже и посуду расставил, — Крот пнул ногой валяющийся стакан с загустевшими остатками липецкой экзотики. — И закусь уже шкворчит во всю мазуту. Даже ключи оставил на коврике — мол, заходи, явка чиста. Ну ништяк.
Вся тирада обильно пересыпалась не слишком пристойными выражениями, смешками и прочая, и прочая — словом, была раз в шесть длиннее.
Толяныч рванул навстречу закадычному другу, мимоходом отметив, что микроволновка с заданием не справилась, и дым клубится аж в коридоре. Бляха-муха, совсем домоком достал!
