Продолжалось ли это пять, десять минут или целый час — осталось неизвестным. На этот вопрос легко могла бы ответить синяя туманность — виновница бури.
Избитые, оглушенные, в полубессознательном состоянии, несчастные воздухоплаватели вдруг почувствовали под собой твердую почву. Почувствовали, но не оба. Николка, благодаря своей пролетарской закалке, не потерял сознания, а когда он, еще не будучи в состоянии двинуть ни рукой, ни ногой, слабым голосом задал вопрос врачу:
— Ну как, хорошо прокатились? — то ответа не получил.
— Черт возьми! — воскликнул он. — Так недолго и осиротеть в этом диковинном миру!..
С трудом поднявшись на четвереньки и руководствуясь только канатом, так как кругом стояла совершенная тьма, он пополз искать своего друга и наткнулся на его недвижимое тело. С большим облегчением отметив, что оно еще имеет температуру живого человека и некоторый пульс, Николка призвал на помощь все свои познания по медицине. Вспомнил об искусственном дыхании и с грехом пополам стал применять его.
Через пять минут врач высказал более убедительные признаки жизни: задышал.
— Вот что значит иметь понятие о медицине! — гордо произнес Николка, падая в полном изнеможении рядом со своим пациентом, начинающим оживать.
Некоторое время могло казаться, что его труды пропали даром и что он лишь напрасно изморил себя…
Отчаянно хотелось спать, но приходилось крепиться.
— Надо, чтобы Скальпель заговорил, — боролся Николка со сном, — это самый верный его жизненный признак…
Спустя несколько томительных минут прозвучал слабый голос:
— Где я?..
— Здесь! Здесь! — встрепенулся Николка и поправился: — то есть, я здесь и вы здесь…
— А теперь я сплю, — добавил он с весьма решительным видом. — Говорить не буду…
Врач задал еще два-три вопроса, но его друг самым демонстративным образом исполнял свое слово. Нужно было ориентироваться самому.
Зрение ничего не сообщило врачу. Осязание указало на странное свойство почвы: она была теплой, густо уснащена маслом или жиром и покрыта редкой, но высокой травой. Наиболее ценные и многочисленные данные поставили слух и чувство в равновесие.
Из-под земли несся странный равномерный гул, то ослабевающий, то усиливающийся. Одновременно с усилением его, казалось, почва под ногами медленно вздымалась, а при ослаблении резко опускалась. Похоже было на палубу корабля, идущего среди глубокого волнения.
Вместе с тем, далеко внизу слышались как бы разрывы ручных гранат, заглушенные толщей почвы, и непрерывное бурливое журчание тысяч струй и потоков…
