Тайная жизнь | страница 69
Вот оно, мое ночное озарение: ошпаренное безразличие.
Ошпаривать — как подходит этот странный глагол (не такой уж странный, когда идет дождь) для перевода санскритского слова «нирвана».
В темноте свечи или короткие фитили масляных ламп светятся внутри глинобитных избушек.
Электричества нет; радио нет; телевидения нет; телефона нет; холодильника нет; проигрывателя нет. Никого внутри земляных домов. Все снаружи, под проливным дождем, окутанные ночью, со своими черными свиньями, серыми козами, мокрыми курами, голыми ребятишками, желтыми кукурузными початками.
Разрушение чар, обнажение, сглаживание крайностей связаны между собой. Они влекут за собой отторжение от общества того, кто отказался подчиниться. Они призывают избавление, которого он ждет.
Под дождем, в лесу, я хотел поклониться этой могиле, как древние египтяне — святыням Абидоса.
Но похоже, что ни кургана, ни стелы больше нет.
Возможно, их никогда и не было (старый анахорет предписал, чтобы его тело было положено среди ветвей дерева, а плоть досталась птицам).
Внезапно все это стало не важно.
Чтобы его почтить, мне было достаточно вдыхать воздух, который он вдыхал, и идти по той же пыли, где ходил он.
Скользить по грязи, где скользил он.
Я схватил руками нечто зыбкое. Я проник в поток. Я вошел в контакт с его смертью.
На месте того, что люди, желая угодить гостю и его пристрастиям, послушно называли следами пребывания учителя на земле, я обнаружил отсутствие полюса.
Глава восемнадцатая
Тремя гениями человеческого театра были Эсхил в Афинах, Шекспир в Лондоне, Дзэами[67] в Киото.
Дзэами Мотокиё в первые годы XV века изобрел музыкальный инструмент, приспособленный для любви.
Речь идет о барабане, обтянутом не кожей, а шелком.
Это инструмент тишины.
Барабан подвешен на двух ветвях старого лунного лавра в саду дворца императора Киото.
Со временем дерево стало огромным. Некогда этот лавр был посажен на берегу озера.
Принцесса утверждает, что если ее полюбят по-настоящему, то стоит влюбленному легонько ударить в барабан, как из ткани рождается звук, который разносится и раскатывается до самой глубины гинекея. Тогда она покинет свое ложе. Выйдет из дворца. И придет, чтобы отдаться своему возлюбленному на берегу.
Тщетно садовник бьет рукой по ткани — он извлекает из нее лишь еще более глубокую тишину.