*
Крошечный ребенок, склоняясь перед жизненной мощью и гигантским ростом матери, автоматически подчиняется воле агрессора. Неудержимо подчиниться воле агрессора — это и есть обучение родному, материнскому языку.
<…>
Ребенок угадывает малейшее желание матери, которое, по правде говоря, она ему навязывает в упаковке знаков.
Следствие. Важно и то, что, когда учишь родной язык, идентифицируешь себя с агрессором, но затем с его помощью нападаешь на чужих, а чужие — это попросту те, кто не говорит на языке вашей матери. Враги — это те, кто искажает язык, так что их невозможно понять. <…>
*
Наша игра зависит от предыдущих партий. Мы целиком зависим от них вначале, на то оно и начало.
Любя, мы от них зависим еще больше.
Мы не любим вспоминать, что, в общем-то, ничего собой не представляли, пока не начали говорить, а пока не заговорили, наше «я» было чем-то непонятным и молчаливым, как орел, бык, скала или звезда.
Аргумент IX. Парадокс человеческого опыта в том, что мы никогда не играем партию целиком. В этой пьесе, которую мы никогда не играем до конца, наша роль опережающая и опаздывающая, она задана полом и более или менее ограничена смертью. Прежде чем мы появились, для того чтобы мы появились, пьеса, представляющаяся нам драгоценной, уже разыгрывалась. Чтобы мы появились, надо было, чтобы прежде появились наши родители. Чтобы это произошло, надо было, чтобы наши бабушки и дедушки слились в объятиях. Вот примерно те основные фигуры, которые перемещаются по шахматной доске памяти. Эта доска установлена в палатке за сценой, где меняют имена и лица. Мы — партии, которые никогда не оканчиваются. Мы — прерванные партии, в которых почивший эрос и возрождающийся танатос играют роль более важную, чем наши имена и наши тела.
*
С точки зрения человеческого вида тайна заключается не в том, что древние называли похотью (сейчас это зовется либидо), а в любви, в отождествлении себя с другим.
Завороженность имеет мало общего с возбуждением и сладострастием.
*
Я нахожу опасной радость от встречи после расставания. Любой возврат — это риск разрушить себя или поглотить другого.
То же можно сказать про любовь с первого взгляда.
И про завороженность.
Завороженность — это проверка прошлого.
Даже лучше сказать: это объятие прошлого.
(Пока на земле не появился человек, самым надежным коитусом было пожирание, devoratio[57])
*
Любовь — это прошлое. Даже любовный акт — воспоминание о минувшем экстазе.
Но не только потому, что именно прошлое приводит в экстаз.
