Тайна древнее человека. Многие животные в предчувствии смерти ищут тайное убежище. Смерть в них порождает тайну. И могилу. И еще одиночество. Верно, что смерть есть первая попытка разрыва. Разрыв притягивает разрыв. Смерть есть максимальный разрыв с группой, для которой одиночество и тайна (тайна человеческой наготы) — не более чем преходящие обстоятельства.
*
Никогда и ни с кем мне не удавалось преодолеть это чувство одиночества и отстранения, которое тут же вмешивается в каждое мое ощущение.
И это ощущение неизбежно попадает в пространство тайны.
Мне никогда не удавалось обследовать углы этой теснины молчания, в которую проваливается каждое мое ощущение.
Так вот что такое любовь: тайная жизнь — жизнь уединенная и священная, отстранение от людей. Отстранение от семьи и общества, поскольку любовь помнит жизнь до семьи и до общества, до рассвета, до слова. Жизнь живородящую, в потемках, без голоса, не знающую даже рождения.
Я шел, при мне была моя тайна, я ждал вечера.
Река пересекала луга, между которыми выстроились ряды тополей. Она называлась Авре. Ее берега в двух метрах от воды поросли ольхой.
Там было много ворон и еще каких-то мелких светло-коричневых птичек. Я прислонялся спиной к ветхой стене разрушенных укреплений герцога Вильгельма. Я упирался ногами в обвалившиеся в траву камни. Колючий кустарник и тутовник окружали меня.
Я созерцал городок и поблескивающие в закатных лучах шиферные крыши.
*
Вблизи от площади Сен-Жан я бесшумно перебирался на другой берег Итона и тут же вдыхал запах, который распространяли расположенные в глубине сада Неми кроличьи клетки. Если ночь была темной, исходящая от кроликов удушающая вонь помогала мне увереннее находить дорогу.
Потом я цеплялся за лавр.
Взобравшись на противоположный берег, если хоть немного светила луна, я видел красные фосфоресцирующие глаза кроликов, потом различал их силуэты: сфинксы с ушками торчком. Проходя во тьме мимо их клеток, я наводил на них сильный страх. Я видел, что они боятся и хотели бы броситься наутек.
Иногда они поднимали шумную возню, к которой с тревогой прислушивалась Неми, притаившись возле окна.
*
Тертуллиан говорил: даже в раю нужна скрытность. Даже в Эдеме понадобилось окутать первую женщину тайной. Даже Бог — тайна: он недоступен нашему зрению. Пути Его неисповедимы. Он вечно молчит о себе.
Еве следовало бы молчать. К этому положению непрестанно возвращался теолог-раскольник из Карфагена. То, что змей нашептал ей под сенью древа, она должна была схоронить в своем сердце. Она не должна была ни демонстрировать свое влечение к Адаму, ни вступать в беседу с посланцем дьявола, ни вообще подавать признаки жизни.
