Си засмеялась и намазала джемом еще одно печенье.
— Ты поняла меня. Смотри. Ты свободна. Никто не обязан спасать тебя — только ты сама. Засевай свою землю. Ты молодая, и женщина, и это кое в чем сильно ограничивает, но ты еще и человек. Не позволяй Леноре или какому-нибудь хлыщу и никак уж бесовскому доктору решать, кто ты есть. Это — рабство. А я говорю, в тебе сидит, внутри, свободный человек. Отыщи его и позволь ему сделать что-нибудь хорошее в мире.
Си макнула палец в ежевичный джем. И облизнула.
— Я никуда не поеду, мисс Этель. Здесь мое место.
Прошли недели. Си стояла у плиты и заталкивала молодые капустные листья в кастрюлю с горячей водой и двумя кусками окорока. Когда Фрэнк пришел с работы и открыл дверь, он опять заметил, как поздоровела Си: кожа излучает тепло, спина прямая, не согнута от недомогания.
— А, — сказал он. — Смотри какая.
— Плохо выгляжу?
— Нет, хорошо выглядишь. Тебе лучше?
— Еще бы. Гораздо, гораздо лучше. Голодный? Обед неважнецкий. Хочешь, курицу поймаю?
— Нет. Что сготовила, то и хорошо.
— Знаю, ты любил мамин хлеб со сковороды. Я испеку.
— Нарезать эти помидоры?
— Давай.
— А что это у тебя на диване такое?
Там который день уже лежала куча лоскутов.
— Лоскуты для одеяла.
— Тебе хоть раз в жизни понадобилось здесь одеяло?
— Нет.
— Тогда зачем шьешь?
— Их приезжие покупают.
— Какие приезжие?
— Люди из Детройта, из Маунт-Хейвена. Мисс Джонсон из Доброго Пастыря покупает их у нас и продает туристам в Маунт-Хейвене. Если у меня получится, может, мисс Этель ей покажет.
— Славно.
— Не просто славно. Мы задумали электричество провести и воду. Это — деньги. Ради одного вентилятора стоит.
— Когда со мной рассчитаются, сможешь купить себе холодильник.
— На кой мне холодильник. Я умею консервировать, а если еще что понадобится, пойду сорву, или соберу, или зарежу. И вообще, кто тут готовит — я или ты?
Фрэнк рассмеялся. Эта Си не та девушка, которая дрожала от одного прикосновения к действительному и жестокому миру. И не та четырнадцатилетняя девчонка, которая сбежала бы с первым же позвавшим парнем. И не домашняя прислуга, которая верила, что с ней делают что-то полезное, усыпив уколом, если так сказал белый халат. Фрэнк не знал, что происходило все эти недели в доме мисс Этель при участии женщин со все повидавшими глазами. Они никогда не скрывали, что мало чего ждут от мира. Опорой им была преданность Иисусу и друг дружке; она и поднимала их высоко над уделом их жизни. Они отдали ему Си такую, которой никогда не понадобится, чтобы он прикрыл ладонью ее глаза или поднял на руки, чтобы унять ропот в ее костях.
