— Постойте, так он сыграл с нами злую шутку: поставив знак вопроса, он действительно превратил земной шар в точку под загогулькой, включив таким образом всех нас в этот безвкусный символ человеческого богоборчества?
— Да, да... Сколь разнообразной и утонченной может быть человеческая глупость, не правда ли?
Я легко хохотала, несмотря на то, что обычно не могла смеяться без усилий.
— Меня зовут Александр.
— А по отчеству?
— Давайте обойдемся без отчества, хорошо?
— Хорошо! — сразу согласилась я.
— А вас зовут?
— Майя.
— Простите, дурацкое имя.
— Дурацкое.
— Вот что, Майя... ведь сегодня годовщина смерти моей жены. Мы с вами непременно должны устроить поминки. Пойдемте ко мне!
— Домой?
— Да нет, что вы... Мы пойдем ко мне на работу и там тихонечко выпьем бутылочку вина — да?
— Да. А кем вы работаете?
— Вы не поверите, дитя мое. Я библиотекарь.
— Просто библиотекарь?
— Нет, не просто. Я заведующий библиотекой.
— Вы не писатель? Вы похожи на писателя.
— Прошу вас, дорогая!
Александр пропустил меня вперед, и мы вошли в стеклянную дверь.
— Здесь я царь, собственно летом, когда жарко, книг никто не читает, и библиотека пуста. Писатель? Чтоб вам было не очень обидно — автор нескольких работ по библиографии. Вам не мешает книжный запах? Проходите.
Бесшумная библиотекарша — совсем молодая, но уже, как все библиотекарши, такая, что ее можно, например, взять за шкирку, посадить на полку рядом с книжками, и она будет сидеть там тихо, а болтать ногами не будет — поднялась при нашем появлении. Мне было очень приятно от шелкового шелеста моего платья — больше никаких звуков в зале не было, да и неоткуда им взяться.
— Никого нет? — спросил Александр.
— Нет, — тихо ответила девочка.
— Идемте! — обратился он ко мне, осторожно обнял меня за плечи и повел в глубь зала, за стеллажи. Там оказалась дверка, за дверкой узкий коридор, потом лестница вверх, еще один, едва освещенный слабыми лампочками, зал со стеллажами, еще коридор...
— Добро пожаловать — это мой кабинет.
Письменный стол был завален всякой рукописной всячиной, пишущая машинка стояла на нем криво, и еще мне бросились в глаза сразу три стакана с недопитым чаем: было видно, что один стакан, в котором утонула оса, был недопит вчера, другой — сегодня утром, а третий — не более двух часов назад. Стены были сплошь заняты книжными полками, так что ни для календаря, ни для портрета не оставалось места. Занавески на окне были желтые, почти как мое платье, только более теплого оттенка.
