Когда Лидия Андреевна начинала голосом, не требующим каких-либо маломальских возражений, давать распоряжения, дети реагировали по-разному. Гриша почти всегда молчал и шёл согласно всё исполнять, Вася чаще всего тоже всё безропотно делала, но иногда начинала возражать голосом капризной девочки или просто огрызалась, как молодой щенок.
Муж ей говорил, что она на всех давит. Но самого Андрея это не очень-то и задевало. Пожалуй, Лида в чём-то напоминала ему его собственную мать. В сущности, за Лидией он был, как за каменной стеной. Ушли родители – Лида подвинулась на их место и их заменила.
Лидию Андреевну захлёстывало и несло по горной, пенящейся и брызжущей слюной речке. Лидия Андреевна благополучно огибала все встречающиеся на её пути камни, разбрасывая маленькие камушки своей бурлящей силой: не попадись! Дочь иногда закрывалась от неё в комнате и ложилась на кровать, так же, как и отец, отвернувшись к стене. Лидия Андреевна тогда места себе не находила, не выдерживала и начинала её задевать. Но, если Андрей и сын молчали, будто оглушённые свалившимся на них бревном, то Василиса сначала тоже старалась не откликаться на приставания матери, а потом не выдерживала и отвечала что-нибудь резкое. Лидия Андреевна, чувствуя, как накатившая ярость выносит её опять на гребень, обрушивалась волной на дочь: сдёргивала с неё покрывало, которым та обматывалась с головой, или звукоизолирующую подушку, под которую была зарыта её голова. Тогда, когда бешенство удушливой волной накатывало на её сознание, Лидия Андреевна с силой щипала детей, выворачивая наизнанку нежную кожу, или выкручивала им руки. Она могла это сделать и под столом в присутствии гостей или в тесном автобусе, если что-то сказанное детьми выводило её из себя. Слушать её раздражённые крики было невозможно, это моментально нарушало равновесие, не давало работать, хотелось выскочить за порог. Вася иногда придвигала массивный письменный стол со стороны закрытой двери в своей комнате. Настоящих замков в комнатах не было… Но и это не помогало. Лидия Андреевна пару раз сдвинула стол, оставив на полу длинные белые царапины, похожие на гноящиеся раны.
Как-то получалось так, что Лидия Андреевна изгоняла почти всех друзей детей. Василиса хорошо помнит, что в детстве у неё было полно подружек, потом друзья как-то незаметно исчезли, словно цветы в неухоженном саду, зарастающем колючим чертополохом и жалящей крапивой… Она просто перестала их звать, так как Лидия Андреевна умудрялась создать такую обстановку, что казалось: вот-вот проскочит искра, так всё было наэлектризовано – будто волосы под пластиковым гребнем, все стояли навытяжку. В её детстве же все друзья приходили к ней, а не она к ним. Подруг было не очень много: четыре-пять, она уж и не помнит, кого считать за друга, кого нет. Они даже иногда обедали у них, их брали на дачу и в лес, когда они с отцом ездили за грибами. В студенческие годы к ней ходило полно общежитских, и она помогала им делать домашние задания. Потом подруги начали одна за другой выскакивать замуж и приходили к ней всё реже. Васе не то чтобы не нужны были подруги, просто она стала чувствовать, что они вносят в родительскую жизнь дискомфорт. Она знала, что даже в их большой квартире, если напрячь слух, то можно услышать все разговоры. Это угнетало её. Она стала бояться вывести из равновесия родителей. Потом ей совсем не хотелось лежать голой беззубкой в распахнутой любопытному взору перламутровой ракушке на отмели… Ей было просто удобнее не иметь друзей…
