— Говоришь, — возразил Ленца, и тот согласился:
— Ты прав, говорю. Я остался без завтрака и хочу есть.
— Ты всегда хочешь есть, Фульво. Но должен ведь даже ты осознавать ситуации, когда о собственном чреве можно забыть хотя бы на время.
— По крайней мере, я желаю знать, из-за чего страдаю. К примеру, если уж откровенно, я слабо представляю, что происходит. В том смысле — что может сделать эта ведьма такого, чего не можешь ты?
— Лесть, звучащая, как оскорбление, — покривился Ленца. — С одной стороны, я велик и страшен, с другой — какая-то старуха лучше меня.
— Ну, я сказал не совсем так. И тем не менее. По какому поводу суета?
— Все по тому же. Я узнал, где сейчас находится документ.
— Ха, — сквозь все более тяжкое пыхтение фыркнул тот. — Это вдруг стало тайной? В руках германской Инквизиции, это знаю даже я, хотя и не введен в курс всех дел.
— Именно поэтому — сообщаю тебе новость: нет, Фульво. Уже нет. Я немало сил издержал на то, чтобы узнать это достоверно, и не только сил.
— Защита?
— Немецкие конгрегаты, или кто там у них отвечает за эту сферу, свое дело знают, — недовольно откликнулся Ленца, на миг обернувшись. — Я не мог пробиться довольно долго.
— Но пробился же?
— Пробился. Только когда совершилась сама передача документа.
— То есть, — подытожил Фульво, — они его не прошляпили, а кому-то вручили сами… И кому?
— Догадайся, — предложил Ленца, и за спиной ненадолго воцарилось задумчивое молчание.
— Да брось ты, — нерешительно и недоверчиво произнес приятель. — Не может быть.
— Как видишь — может. Он тоже был удивлен.
— Да немецкие конгрегаты не доверят этой кукле подсвечник из церкви в глухой деревне.
— Как видишь — доверили кое-что серьезней. Из каких соображений, с какими целями и планами, почему — этого я не знаю. Да, собственно, и не мое это дело, строить выводы. Мне было сказано узнать, и я узнал; о прочем пусть он думает сам.
— Но узнал, как я понимаю, не все, что требовалось.
— Мне не известно точное местоположение документа. Я знаю, у кого он, знаю, где, но не знаю, грубо так скажем, в каком именно сундуке.
— Так ведь это немудреное дело; проще простого, — возразил тот и, когда Ленца обернулся снова, уточнил: — Ну, для тебя.
— И я полагал так же, — неохотно признал Ленца, снова уставясь себе под ноги. — Однако меня уложили, не дав даже и сунуться как следует. И, замечу тебе, отправленные мною духи — это был не второсортный материал. Это были хорошие, годные духи.
— «Были».
