Ильина отправили в медсанбат, привезенные им документы — в штаб, а экспата посадили под замок в каком-то сарае, где обреталось еще несколько бойцов. На робкие протесты энкавэдэшник отреагировал вяло. Буркнул «разберемся» и был таков. Дивин решил обождать. А что, в принципе местные в своем праве — если подумать, то личность он для них абсолютно непонятная. Имелось бы удостоверение, тогда другое дело. А так… бросили и забыли. Даже на допросы несколько дней не вызывали.
У Григория создалось впечатление, что представители местной контрразведки чего-то ждут. И он даже примерно представлял, что именно — видать, в руки подобравшим его после крушения людям попало кое-что из снаряжения и оборудования сбитого «Когтя». А тот вредный старикан — Махров — сумел в нем немного разобраться и объяснить, какую ценность они представляют. Оставалось надеяться, что окруженцы будут пробиваться к своим еще долго.
На пятые сутки до него все-таки дошла очередь. Дивина кликнули на выход и отвели в сильно натопленную избу. Дали карандаш и тоненькую пачку бумаги. Велели написать подробно все, что он помнит, что видел и что знает.
— В районе, где тебя подобрали окруженцы, — терпеливо объяснял ему спустя пару часов старший политрук, проводивший проверку, разбирая каракули экспата, — действительно пропали три звена штурмовиков. Их послали уничтожить немецкую колонну бронетехники, обнаруженную нашей разведкой. Только вот беда — сержанта Дивина ни в одном экипаже не было!
— Так я никогда и не утверждал, что я Дивин, — терпеливо отвечал Григорий. — Вы же в курсе, товарищ старший политрук, что у меня после падения с памятью неважно.
— Да-да, — отмахнулся от него особист. — Командование сводного отряда указало в сопроводительных бумагах, что это они так поняли твое бормотанье. А ты про себя ничего не вспомнил за это время?
— Увы! — Экспат постарался ответить как можно более искренне. — Постоянно пытаюсь, но пока безрезультатно.
— Жаль. Ну а полет последний? Как летел, что делал, переговоры по радио, может, какие вел?
— Смутно, — осторожно сказал Григорий. — Вроде бы из-за облаков вывалился и на немцев напоролся. Они на дороге прямо подо мной оказались. На гашетку нажал, потом сразу сильнейший взрыв, вспышка перед глазами, запах гари, удар и все.
— Негусто, — постучал карандашом по столу старший политрук. — У меня, правда, имеется донесение покойного ныне политрука Залыгина. В нем он утверждает, что ты нанес серьезный ущерб фашистам и тем самым спас отряд. И капитан Ильин данный факт подтверждает. Выходит, ты герой, а, Дивин?
