Крым | страница 81
И опять Лемехов оказался во власти колдовских глаз, которые помещали его в прозрачный светящийся кокон. На него начинали воздействовать таинственные силы, побуждали к откровению и исповеди. Побуждали плыть туда, куда дул бесшумный ветер. Так плывет по воде тихий лист, повинуясь неслышным дуновениям.
– Вы угадали! Была, была вспышка! Студентом я увлекался лыжами, ходил в спортивную школу, участвовал в соревнованиях, которые проводились в Тимирязевском парке. Помню солнечный морозный день, синее небо, заиндевелые сосны, красные стволы. Мы ринулись со старта гурьбой, мешали друг другу, цеплялись палками, гремели лыжами. Но скоро большинство отстало, и только несколько лыжников, и я среди них, мчались по аллее. Мне было легко бежать, радостно вдыхать ледяной воздух, радостно смотреть, как лыжи врезаются в слюдяную лыжню. Я обогнал одного, другого, третьего. Начинал бить лыжами по хвостам мешающих мне бежать лыж. Кричал: «Лыжню! Лыжню!» И они неохотно уступали дорогу. Впереди оставался только чемпион института, высокий парень в черных рейтузах и красной куртке. Как лось, переставлял мускулистые ноги, мощно толкался палками, совершал могучие броски.
«Обгоню!» – думал я. Задыхался, жгло горло, грохотало сердце, напрягались в непосильных бросках все мои жилы. Я подумал, что если не обгоню его, то вся моя жизнь кончится тут же, на этой аллее. Что я недостоин жить. Что эти красные стволы, и седая хвоя, и перелетевшая аллею сойка с голубым крылом – все они требуют от меня: «Обгони!» Я стал его настигать. Мои золотистые лыжи приблизились к его фиолетовым. Я вонзал свои лыжи в лыжню, как золотые копья. Они начинали бить его лыжи, и я слышал звон деревянных ударов. Я чувствовал ярость, неистовую страсть, прилив небывалых сил, которые, казалось, вливались в меня из неба. Он зло оглядывался, не уступал дорогу. А я задыхался, неистово рычал: «Лыжню, лыжню!» Он не уступал, его черные рейтузы и красная куртка загораживали путь. Тогда я собрал все силы, всю негодующую волю, все страстное стремление победить. Вырвался из лыжни, побежал по рыхлому снегу с ним вровень. Видел его побелевший от мороза лоб, заиндевелые брови, обветренные красные щеки и букеты пара из раскрытых губ. Я сделал бросок вперед, толкнул его, выбил из лыжни. Видел, как он падает и ломает лыжи. Я встал в сверкающую, отливающую стеклом лыжню и помчался. Не бежал, а летел, в шуме, в свисте. Не чувствовал тела, словно меня несло по воздуху, а потом опять опускало на снег. Внезапно на пересечении аллей, где росла огромная, с туманной хвоей сосна, передо мной возникла слепящая вспышка. Высокий радужный столп, в переливах лучей, в огненной белизне. Это был великан с горящим лицом, сияющими глазами, в серебряном облачении. Он поднял меня в небо, откуда я видел вершины сосен, аллею, по которой бежали разноцветные лыжники, город, озаренный зимним солнцем. Он приблизил меня к своему лицу и что-то сказал, громогласное, неразличимое и прекрасное. Опустил на землю, и я стоял, ошеломленный, не зная, что это было. Какие слова я услышал. Огромная сосна с золотыми суками. Мимо пробегает мой недавний соперник, с изумлением на меня оглядывается. По сей день не знаю, кто был этот великан.