И опять музыка ревела, как зимняя русская буря. Плескалась и вспыхивала, словно огромная, в водоворотах, река. Лемехов то слепо погружался, то ошеломленно всплывал. Все было родное, дикое, восхитительное. Все было знакомо, происходило с ним – в монастырской келье, в пьяной корчме, в блистательном зале с бравурной мазуркой. Музыка ковшами вычерпывала таинственную, наполненную огнями тьму, которая была его тьмой, его памятью, его пугающим предчувствием. Опера была не о царе, не о русском бунте, не о самозванце, а о той темной бездне, которая разверзалась в самой сердцевине русского бытия, русского царства, русской власти. Он стремился в эту бездну, она затягивала его, влекла в свою восхитительную тьму.
Царь умирал на троне, сраженный болезнью. Бояре, еще при живом царе, делили власть. Безымянная, бестелесная, эта власть мерцала в позолоте купола, пряталась в темной иконе. Кто-то невидимый и всесильный брал Лемехова под руки, подводил к иконе, и он наклонялся, желая приложиться. Смуглый лик с золотыми волосами, окруженный звездами и туманностями, начинал проваливаться, улетал в бесконечность, и открывалась та глубина, от которой остывала кровь. То черное зеркало, в которое он заглянул утром, как в немигающее жуткое око. Там реяли безвестные миры, таилась вся сладость бытия, весь ужас предстоящей смерти, вся неизбежность предначертания. И он вдруг понял, что все эти недели и дни каждую секунду думал о словах синеглазого колдуна, посулившего ему великую участь. И он готов принять эту участь, вкусить ее смертельную сладость.
Опера завершилась. Зал рукоплескал. Кричали «браво». Кумир в парче и шапке Мономаха картинно раскланивался, множество раз выходил на сцену. И Лемехову опять померещилось, что из толпы пламенно блеснули синие глаза, властные и счастливые.
Они сидели в ресторане «Боттичелли» на Тверском бульваре, роскошном, пустынном, с гулким полумраком. Светились колонны из родосского мрамора, переливалась вода в фонтане, бесшумно появлялись и исчезали официанты в костюмах венецианских дожей. Метрдотель в золоченой парче, узнав Лемехова, был обволакивающе любезен, раскрывал карту вин и средиземноморских яств.
– Рекомендую коллекцию наших тосканских вин. Одни виноградники растут на западных склонах холмов, и вы почувствуете в вине легчайшую горечь осеннего солнца. Другие зреют на восточных склонах, и в вине присутствует едва ощутимая сладость, легкая, как смех итальянских девушек.
