Они приблизились к бетонному сооружению, похожему на бочку, опоясанную железными обручами.
– Здесь, кажется, должен находиться разгонный блок? – спросил Лемехов. – Как идут испытания?
– Разгонный блок еще не доставлен на полигон, Евгений Константинович, – запинаясь, ответил Главный конструктор.
– Как не доставлен? По какой причине?
– Неполная готовность блока, Евгений Константинович. Завершается заводская сборка, – потупясь, ответил директор ракетного предприятия.
– Но вы же докладывали о завершении сборки, – глухо, раздражаясь, произнес Лемехов.
– Сборка почти закончена, Евгений Константинович. Но в главке нам отказали в композитных материалах. Это привело к задержке.
– Кто в главке отвечает за композиты? – Лемехов грозно обвел глазами собравшихся. В меховых шапках и теплых картузах, в шубах и долгополых пальто, чиновники, директора и конструкторы отводили глаза.
– Кто отвечает? – Лемехов сдерживал раздражение.
– Отвечает Саватеев, – откликнулся Двулистиков, указывая на того, кто повинен в срыве работ.
Это был тощий, с морщинистым лицом чиновник оборонного ведомства, в поношенной куртке, с неряшливым шарфом. На голове сидел меховой картуз с опущенными ушами, хотя было тепло. Большой крючковатый нос был в мелких склеротических метинах, а глаза из-под редких бровей смотрели затравленно. Его вид вызвал у Лемехова едкую неприязнь, которая побуждала сделать больно немолодому испуганному человеку.
– Почему вы сорвали поставку композитов и тем самым задержали изготовление разгонного блока?
– Я, Евгений Константинович… На головном предприятии… Список зарубежных закупок… – лепетал Саватеев, ежась под жестоким взглядом Лемехова.
А у того лишь усиливалось ядовитое раздражение.
– На Военно-промышленной комиссии вы гарантировали исполнение поставок. Значит, вы вводили в заблуждение руководство?
– Я не вводил, Евгений Константинович… Форс-мажор. Отсутствует строка финансирования…
Стариковская растерянность, дрожанье выцветших губ, растрепанный шарф, нелепые уши картуза доставляли Лемехову мучительное страдание, желание уязвить, сделать больно.
– Но вы понимаете, что своей бездарной позицией вы срываете грандиозный проект государства? Вы саботируете программу величайшей государственной важности. Вы кто? Саботажник? Враг? Или некомпетентный работник, что хуже любого врага?
Саватеев молчал, топтался. В его глазах были тоска и беспомощность. В них заблестели стариковские слезы. И вид этих слез вызвал у Лемехова мгновенное раскаяние, чувство вины, которое он заглушил вспышкой гнева:
