Несмотря на свою многоопытность, он как будто превратился в похотливого юнца. Если бы не адская боль в ноге, он уже бросил бы ее на кровать, вмиг сорвал бы с нее ночную рубашку, и перед ним предстало бы ее обнаженное тело…
— Прошу прощения, — прошептала она, поднимая край одеяла над его ногой. — Я буду осторожна.
Только он не хотел осторожности. Он хотел грубости, стремительности, страсти. Он хотел…
— Господи боже! — прошептала она в ужасе.
Резкая, невыносимая боль пронзила ногу, заставив его вскочить с кровати. Одеяло полетело на пол.
— Черт! Я же просил не прикасаться!
Только сейчас он сообразил, что, вскакивая, схватил ее за руку и рывком поднял на ноги. Ее взгляд метнулся вниз и вернулся к его лицу. Ее глаза были широко распахнуты, и она дрожала так же сильно, как и он. Боль ослабила возбуждение в паху, но не настолько, чтобы там не на что было смотреть.
— Чему вы так удивляетесь? — спросил он. — Почему покраснели? Почему так часто задышали? Вы это уже видели раньше.
Осязали. Принимали.
Она сглотнула, облизнула губы, и, несмотря на разливающуюся по телу боль, ему чертовски захотелось наклониться и попробовать эти губы на вкус. Отвлечься. Ему нужно было отвлечься.
— Просто… прошло… так много времени, — пролепетала она. — Я забыла…
Он понимал, что не должен обижаться на то, что она забыла, как выглядит его арсенал (в конце концов, сам-то он вообще позабыл о ее существовании), и все же это было неприятно и дало ему понять, каково это — быть недостойным запоминания. Можно представить, каково будет ей, если она узнает, что он совсем ее не помнит… если не считать воспоминаний, появившихся за этот день.
Потом, к его несказанному удивлению, она с видом упрямицы вскинула подбородок.
— Я знаю, вы хотите отвлечь мое внимание. Как давно у вас такая нога? — осведомилась она.
Раздутая, красная, горячая.
— Несколько дней. Я ездил верхом, ходил пешком, делал все, чтобы она побыстрее зажила. Но она, как видно, не хочет. Думаю, если я ставлю ее в покое…
— Нужно осмотреть ее внимательнее.
— Вы же видите, что происходит, когда вы прикасаетесь к ней.
— В Ускюдаре вы терпели и не такое. И никто у вас разрешения там не спрашивал. Садитесь. Живо!
Произнесено это было командирским, совсем не ангельским голосом, но это его заинтриговало и возбудило еще сильнее. И еще: она намекнула ему на их прошлое. Ему захотелось все это обдумать. Она его знала, когда он был ранен. Возможно, это она выходила его. Когда она впервые появилась в госпитале? Происхождение каких его шрамов ей известно?
