Он рывком опустил бинокль. Керит посмотрела вниз, оглядывая то место, над которым, выискивая добычу, кружили предаккеры. По извилистой дороге из желтого кирпича, вздымая облако пыли, мчался всадник. Он приник телом к шее лошади, и плащ колыхался у него за спиной, словно подрезанные крылья. Керит могла ясно различить белый треугольник его лица, видневшийся из-под низкой, с полями, шляпы.
— Посланец! — выдохнул Джарфон из Тривеса.
Лошадь неслась беззвучно — одинокая маленькая фигурка посреди обезлюдевшего пространства. Первый предаккер замедлил свой круговой полет и начал складывать блестящие крылья.
— Нет… — прошептала Керит, принцесса Брианона. Злая ирония ситуации была очевидна. «Нет», — подумала она с содроганием: сам посланец, в неистовом отчаянии пришпоривавший коня, не мог ощущать этого, но они, так ждавшие его возвращения, заранее знали, что доставленные им известия не принесут радости. Теперь же из-за их бессмысленной затеи всадник находился на волосок от гибели. Как и всякий здравомыслящий человек, Керит ненавидела напрасные жертвы.
— Если он сумеет невредимым доскакать до верстового столба, — прорычал главный министр, сдерживая ярость и нетерпение, — то окажется под нашим прикрытием. Как хорошо, моя госпожа, что я настоял в этом году на размещении отряда ваших стражников в Весеннем Дворце…
— Да, да, Джарфон. — Керит прикусила губу и в чудовищном напряжении стиснула гардину цвета слоновой кости. — Вы были, как всегда, правы.
Джарфон из Тривеса наблюдал за фигурой, летевшей во весь опор по широкой пыльной кирпичной дороге, и на его мужественном бородатом лице промелькнула тень сожаления о том, что он был в три раза старше принцессы. Образ мчащегося ради своей жизни посланца вызвал в нем привычный приступ тоски. Здесь, в обреченном Брианоне, они все неслись вперед ради спасения жизни, но у финишного столба их поджидал лишь хмуро осклабившийся череп.
Семь стражников бегом спустились во внутренний двор, откуда семьдесят девять ступеней лестницы вели к западному порталу Весеннего Дворца, и начали сновать среди бликов и теней опалового мозаичного панно. Их движения были быстры и точны. Каждый действовал с той аккуратностью, какая обретается после долгих часов муштры на плацу. Впрочем, дело было даже не столько в усердных тренировках, сколько в укоренившейся привычке жителей Брианона к завершенности и точности, к безукоризненному исполнению всякой, пусть и ничтожнейшей будничной работы.
