Тьфу. Я нахмурилась, глядя на Севастьяна.
— То, что ты заставил меня сесть в самолет — изначально входило в план?
Он покачал головой.
— Значит, если бы эти плохие парни не направились в Штаты, ты бы так и продолжал следить за мной издалека?
— Я бы оставался на месте — охраняя тебя — пока твой отец не приехал бы сюда с тобой познакомиться.
— Если ты был моим единственным телохранителем, то когда же ты спал?
— Когда у тебя были занятия в университете или смены на работе. Когда я знал, что вокруг тебя какое-то время будут находиться люди.
Это означало, что спал он ещё меньше, чем я.
Он наклонил голову.
— Отосплюсь на том свете, не так ли?
Будто мои мысли.
— Ковалев слишком много на тебя взвалил. — Я не могла представить, каково это — держать в руках жизнь другого человека.
— Я сделаю все, что он мне прикажет.
— Такая преданность распространена в вашей… организации?
— Он был мне как отец практически с самого детства. Я обязан ему жизнью, — и по тону Севастьяна я поняла, что больше никаких комментариев не последует.
— Тогда ты в каком-то смысле мой брат, правда, значительно старше.
Русский вновь скривился. Это замечание ему совсем не понравилось.
— Я старше тебя всего на семь лет.
От этой информации я отмахнулась.
— А моя мать…?
— Эту историю должен рассказать Ковалев.
— По крайней мере, скажи, жива ли она?
В глазах Севастьяна я заметила проблеск сожаления. Предположив худшее, я почувствовала резкую боль утраты. После стольких лет догадок… Теперь было ясно, что я никогда не встречу её, никогда не смогу заговорить.
Сдерживая слезы, я спросила:
— У меня есть братья или сестры?
— Нет.
— Бабушки и дедушки? — Родители были уже в возрасте, когда удочерили меня, и мои бабушка и дедушка скончались, когда я была ещё ребенком.
Он покачал головой:
— Только твой отец и дальний родственник, с которым ты тоже познакомишься.
Он поднялся и подошел к мраморной барной стойке в центре салона. С нажатием кнопки сдвинувшаяся панель открыла уставленный разными бутылками бар с полным комплектом стаканов и фужеров. Он наполнил два хрустальных бокала разными напитками. Водку со льдом себе и — холодный Спрайт мне?
— А теплого молока нет? — я приняла бокал и угрюмо выпила содержимое, потому что было действительно вкусно.
Вернувшись на место, он провел пальцами по краю бокала, но так и не сделал ни глотка. Напиток, как и тогда, в баре, остался нетронутым.
— У меня нет твоей любимой текилы.
— Любимой? Я пью всё, чем меня угощают. Сама я вынуждена экономить.
