Стихотворения (1928) | страница 33

На первую страницу

Стлели бумажки,

и жалобщик пылкий

помер уже

и лежит в могилке.

Очень

бывает

унылого видика

самая

эта вот

самокритика.

Положение —

нож.

Хуже даже.

Куда пойдешь?

Кому скажешь?

Инстанций леса́

просителей ждут,—

разведывай

сам

рабочую нужду.

Обязанность взяв

добровольца-гонца —

сквозь тысячи

завов

лезь до конца!

Мандатов —

нет.

Без их мандата

требуй

ответ,

комсомолец-ходатай.

Выгонят вон…

Кто право даст вам?!

Даст

закон

Советского государства.

Лают

моськой

бюрократы

в неверии.

Но —

комсомольская,

вперед,

«кавалерия»!

В бумажные

прерии

лезь

и врывайся,

«легкая кавалерия»

рабочего класса!

ДАЧНЫЙ СЛУЧАЙ

Я

нынешний год

проживаю опять

в уже

классическом Пушкино.

Опять

облесочкана

каждая пядь,

опушками обопушкана.

Приехали гости.

По праздникам надо.

Одеты —

подстать гостью́.

И даже

один

удержал из оклада

на серый

английский костюм.

Одёжным

жирком

отложились года,

обуты —

прилично очень.

«Товарищи»

даже,

будто «мадам»,

шелками обчулочены.

Пошли,

пообедав,

живот разминать.

А ну,

не размякнете!

Нуте-ка!

Цветов

детвора

обступает меня,

так называемых —

лютиков.

Вверху

зеленеет

березная рядь,

и ветки

радугой дуг…

Пошли

вола вертеть

и врать,

и тут —

и вот —

и вдруг…

Обфренчились

формы

костюма ладного,

яркие,

прямо зря,

все

достают

из кармана

из заднего

браунинги

и маузера.

Ушедшие

подымались года,

и бровь

по-прежнему сжалась,

когда

разлетался пень

и когда

за пулей

пуля сажалась.

Поляна —

и ливень пуль на нее,

огонь

отзвенел и замер,

Перейти на страницу