Настенька снова останавливается на дороге.
— А ты егозиться не будешь?
— Нет. Я на лавочке в уголке сяду, меня и не услышишь. Я тебе прясть стану…
— Ладно, посмотрим на твое поведение. Переставляй маленько ноги-то. Придем уж скоро.
И правда, стали попадаться первые низенькие пеньки, возле которых краснели редкие ягоды.
— Гляди-ка, Матрен, земляника! Пахнет как. Поберем маленько?
Но Матрена срывает несколько ягодок и зовет подружку дальше.
— Я нынче у Гриши на могилке землянику посадила, — говорит она немного погодя. — Он выйдет ночью, посидит, поест маленько…
В лесу сделалось прохладней. Березы сменились ельником. И, наконец, пошли малинники — старые нечищеные выруба. Подруги замечают первые обобранные кусты, и Настенька снова как на руках повисла.
— Матрен, давай здесь поберем?
— На вот! — отвечает та. — Этакую даль шли, да по оборышкам лазить. Цельную найдем!
— Мотя, Мотя! — кричит уже Настенька возле другого куста. — Нетронутая!
— Тише ты! — отвечает Матрена приглушенным голосом. — Садись да бери. — И сама прилаживается к малине.
— Вот беда-то, — слышится вновь от Настеньки. — Очки забыла. Ты не взяла?
— С тобой возьмешь…
— Настенька, Настюш! — слышится немного погодя.
— Тише! — отзывается та совсем рядом. — Кого-нибудь еще назовешь сюда.
— Насть, а помнишь, в войну с тобой ходили по малину, и ты потерялась? Еще мужик с тобой оказался.
— Помню. Нашла о чем говорить. И тогда тоже: брала бы себе да брала. Нет, кинулась искать.
— Он как же, обещал тебе что?
— Зачем? Подошел: «Айда, — говорит, — со мной, там малина крупнее». Я думаю, чего не сходить? Пусть натакает, потом тебя позову.
— Чего же не позвала? Я тебя тогда больше часу искала. Хотела в деревню бежать, баб на помощь кликнуть.
— А и ни к чему было искать! — В Настеньке словно всколыхнулась давняя большая обида. — Зачем кричать-то? Видишь, меня нет, значит, смекай: ягоды хорошие нашла, беру.
Старухи, увлекшись, замолкают, перебираются через валежины.
— Настенька, — вдруг говорит Матрена, — все-таки нехорошо, что ты с мужиком этим пошла. Может, и Василий потому с фронту не вернулся.
— Как?
— Да так. Он, может, в это время в сражение попал, а ты думать про него забыла. Заботиться о солдате некому стало, смерть и прибрала его к рукам.
— А и вправду, Матрена… — Настенька даже прекращает собирать. — Что же теперь делать?
— А ничего. Раньше надо было думать. Себя соблюдать.
— Вот беда-то еще, — вздыхает Настенька.
— Матрен, — наконец говорит она, — он бы вернулся, меня снова лупить начал, Василий-то?
