– Брешешь ты все. Какие, в баню, когти у ослов?
– Да я!.. Да ты чего, Сорока?! Я зуб даю! Слово пацана!
– На сердце клянись!
– Клянусь, чтоб мне на месте провалиться!
Алый не провалился, уверенно топая в сторону стремительно растущего Алыкеля. Наши с Серегой споры были вечными, как смена времен года. Мой лучший друг, при всей своей балаболистости, треплом не был. Мог приукрасить, прихвастнуть, это да. Но за каждой его байкой было что-то реальное. Может, и не человек-осел-с-когтями, но нечто пугающее. Страх в историях Алого всегда был настоящим, осязаемым. Острым, как иноземная приправа в пресном блюде. Так что за внешним скептицизмом внутри я каждый раз замирал от сладкой жути – причастности к тайному знанию о городском уродце, убийце с ослиными ушами, который, как знать, возможно, сотни раз проходил мимо меня, укрытый мраком полярной ночи, размытый желтым светом одиноких фонарей.
В истории Алого хотелось верить. Замогильно жуткие, неправдоподобные, они превращали наш захудалый шахтерский городишко, навеки вмерзший в стылую заполярную землю, в таинственное, опасное и чертовски любопытное место. Стоило Сереге раскрыть рот, и оттуда, сквозь частокол неровных, подточенных кариесом зубов, в наш мир лилась сказка. В коллекторе на Первомайке поселялся беглый уголовник-людоед, который постоянно грабил магазин «Хлеб-Молоко». На чердаке высотки на Школьной восставали призраки убитых здесь когда-то девочек. А возле «очистных», вне зависимости от времени года, начинали рыскать стаи голодных волков. Алый был певцом городских легенд, и у него была самая благодарная аудитория на всем белом свете.
– Долго еще пилить? А то пожрать бы…
На самом деле голода я не чувствовал. Болели плечи и поясница – это да. Ну и еще скучнейший однообразный пейзаж вызывал глухое раздражение. Я рассчитывал, что Серега, посидев на трубе и захомячив бутер-другой, поймет, наконец, всю глупость своей затеи и повернет домой. Но Алый оставался непреклонен.
– На фиг мы вообще так рано вылезли? – заканючил я. – Чего сразу до Алыкеля не доехали, если все равно туда прем?
– Герооой! Давай топай через Алыкель, пусть тебе местные наваляют!
– И потопаю, че… – буркнул я под нос.
Ветер швырнул мне в лицо резкие рваные звуки, точно кто-то душил престарелую гагару. Смех у Сереги был на редкость дурацким, но заразительным. Через минуту я уже хохотал вместе с ним, радуясь, что ляпнул необдуманную глупость при друге, а не при ком попало. Друг на «слабо» брать не станет. Пацаны с Алыкеля, конечно, не звери, не урки, но они у себя дома и в своем праве. Алыкель был не просто другим районом. В условиях вынужденной северной оторванности он был другим миром.
