Зря я ее подобрал. Самая первая мысль зачастую бывает самой здравой. Как раз мой случай. Сиди теперь в лесу у черта на куличках и пытайся поддерживать пустой разговор с угрюмой малолеткой. Проклятое хорошее воспитание. Можно было бы просто пялиться в огонь костра, но нет же – приходится разыгрывать доброго дядю. Глуповатого дядю, надо признать. Проклятое хорошее воспитание.
Она выглядела такой беззащитной, такой замерзшей. В своей коротенькой клетчатой юбочке и вымокшей насквозь блузке, с дурацким рюкзачком за плечами, она была настолько чужеродной, нелепой и жалкой, что у любого проезжавшего мимо водителя наверняка возникало желание остановиться, подобрать, отогреть. Беда в том, что, кроме меня и нее, на километры вокруг на трассе не было вообще никого. И что мне оставалось делать? Естественно, я остановился. Естественно, она села.
От нее пахло дешевыми духами и неприятностями. Она не представилась, не попыталась завязать разговор – просто сидела, съежившись, на соседнем сиденье и тупо пялилась во мглу впереди. Черные, спутавшиеся под дождем и ветром волосы висели сосульками, рюкзак перекочевал на колени, кеды в черно-белую шашечку вымокли. Разговор завязывать не хотелось абсолютно, до зубовного скрежета. Чтобы хоть как-то разрядить напряженную обстановку, я включил радио. К моему огромному сожалению, поймать ничего не удалось.
Игла втыкается в карту. Наугад. Как всегда. На этот раз Брянская область. Там, где сталь протыкает бумагу, появляется крохотная дырочка. В это же самое время на дороге в Брянской области в обычную жизнь лезет очередная жуть. Как всегда. Проклятая карта.
Неспешная беседа притупляет внимание. Настолько, что Серега едва успел среагировать и до упора вдавить педаль тормоза. Сперва подумал, что ему чудится, кинул быстрый взгляд на Наташу, увидел ее окаменелое от ужаса лицо и понял, что всe взаправду.
Прямо посреди дороги, вбитый в асфальт так, что по полотну во все стороны разбежались трещины, стоял крест. Две подернутые ржавчиной приваренные друг к другу рельсы. К распятию, раскрыв в немом крике набитый пожелтевшими газетами рот, бечевкой и проволокой был привязан бомж. Обыкновенный бедолага в лохмотьях, пахнущий так, что рядом просто стоять невозможно. Усевшийся на плече ворон деловито клевал глаз несчастного.
Наташка завизжала. Органы завели дело. Крест не смогли выкорчевать даже с помощью гусеничного трактора. Так и стоит до сих пор. Место в народе тут же получило статус дурного.
