Настя шла не по самой дороге, а несколько в стороне от нее, прижималась к мелколесью. Воздух был свеж и прозрачен, пахло настоем преющих листьев, хвои и остывающей земли. Это был воздух середины осени, пить его было сладко, он подбадривал и подгонял: торопись, иди, человек, быстрей, впереди тебя ждет удача. И Настя шла, хватаясь за кусты, лицо щекотали паутинки, она смахивала эти крохотные, невесомые ниточки, но они снова обволакивали лицо и шею, дышалось легко, лесной воздух прибавлял сил, но одно угнетало: хотелось есть. Чтобы утолить голод, она ела бруснику; ягоды хотя и редко, но встречались на мшистых кочках, они были уже перезрелые, поклеванные птицами. «Хоть бы кусочек хлеба да пару картофелин», — мечтала она о немногом. Но где этот хлеб? В деревнях появляться остерегалась: нарвешься на полицаев — и, считай, все пропало. Она должна была выйти к своим, найти своих...
Глава четырнадцатая
И вторую ночь Настя провела в лесу. Было холодно, но все же она уснула ненадолго, силы вернулись к ней, и она пошла. Голод терзал ее, но она отгоняла мысли о еде, лихорадочно думала о другом. Беспокоило, правильно ли идет: деревни попадались незнакомые, а расспросить кого-либо она не решалась, хотя и видела не раз людей издали.
После полудня она вышла из леса и увидела одинокий домик. Остановилась и стала наблюдать. Дом оказался жилым, возле него кудахтали куры, лаяла собака. Наконец на крылечке появилась женщина, спустилась по ступенькам и стала глядеть в ту сторону, где стояла Настя, махнула рукой — дескать, не бойся, подойди. И Настя подошла.
— Кто такая? Откуда? — спросила женщина. Она была еще не стара, лет за сорок, в глазах — любопытство.
— Из лагеря сбежала я,— призналась Настя. — Из того, что у села Любони.
— Это такую-то даль по лесам моталась! Проголодалась небось?— Женщина с участием смотрела на нее.
Насте показалось, что она должна помочь, должна показать дорогу, накормить.
— Вторые сутки во рту, кроме ягод, ничего не было. Совсем из сил выбилась...
— А куда путь держишь?
— В Большой Городец. Там родственники у меня.— Она хотела сказать, что там ее мать, но решила не говорить об этом из предосторожности.
— Ой, Городец отсель далеконько. Верст пятнадцать тебе шагать. А на дорожку кой-что дам. Подкрепись малость.
Женщина вынесла несколько вареных картофелин и ломоть хлеба. Настя жадно начала есть...
— Ты здесь не задерживайся,— предупредила хозяйка,— хошь и не кажинный день, все же к нам немцы заглядывают, иногда полицаи. На подозрении наш дом. Все думают, что мы тут партизан укрываем.
