— Здра-вст-вуйте, Усачева. Как ваше здоровье? — спросил он и посмотрел на Брунса. Тот стоял словно истукан, не шелохнувшись, молчал.
Томительное молчание продолжалось с минуту. Настя насторожилась. С чего они начнут? И чем все это кончится?
Затем вахтмайстер вкрадчивым голосом, почти просяще проговорил:
— Я думаю, ты будешь благоразумна, Усачева. Можешь спасти себе жизнь, свободу, вернешь себе счастье… Так будешь благоразумной?
— Буду благоразумна. Что я, враг себе? — ответила и спохватилась: зачем так сказала? Словно пообещала выдать какую-то тайну. Обнадежила палачей.
— Вот и хорошо,— обрадовался Вельнер. — Я слушаю тебя.
Он даже подался к ней всем своим корпусом и, навострив уши, приготовился внимательно слушать. Но она молчала и не знала, что и как сказать: каждое слово нужно было обдумать. А те слова, которые ходили к ней ночью и были такими складными и убедительными, вдруг вылетели из головы, и она растерялась.
— Я жду честного ответа,— сказал Вельнер.— Только честность может спасти тебя, Усачева.
«Честный ответ...» — пронеслось у нее в голове. Ну что ж, она скажет то, о чем думает...
— Буду говорить только правду и честно,— начал она, тихо и прямо смотря в глаза Вельнера. — Буду говорить только правду.
— Мы ждем,— сказал Вельнер и забарабанил пальцами по столу.
— Правда моя такая,— продолжала Настя.— Я русская, хотя и говорю по-немецки. Русская я, вы понимаете, русская! Из этого вывод: я люблю свою Родину, но в подпольной организации не состою, никаких связей с партизанами не имела.
Она заметила, как лицо жандарма слегка побелело — признак гневного взрыва, однако Вельнер сдержался и спокойно произнес:
— Не играй с огнем, Усачева: ты сказала не всю правду. Ведь так я думаю?
— Вы можете думать, господин вахтмайстер, как вам угодно. Это дело ваше. Говорю вам честно и откровенно: я ни в чем не виновата.
— Полно, Усачева. Уж не такие мы глупцы, чтобы поверить басням насчет невиновности. Только чистосердечное признание может спасти тебе жизнь. Пожалей себя, ты так красива, так молода, у тебя целая жизнь впереди...
И вдруг лицо Вельнера мигом переменилось. Настя сразу заметила эту перемену — лицо его стало непроницаемым. Он грубо спросил:
— Ну, так с кем имела связь?
У Насти екнуло сердце, замерло и, как ей показалось, остановилось. Она поняла, что любезности кончились, что Вельнер может перейти к методам насильственных действий. Она смотрела на палача открыто, недоумевала, о чем он ее спрашивает.
