В эти минуты Эмиль «Бобби» Бендер запаковывал свой последний чемодан в реквизированной квартире по улице Эле, 6. Через несколько часов он покинет Париж. Его шеф, полковник Фридрих Гарте, глава абвера во Франции, приказал ему явиться вечером в Сент-Мену, однако у Бендера были другие планы. С помощью абверовского пропуска он намеревался в тот же день выехать в Швейцарию, встретить свою любовницу в Цюрихе и на том закончить для себя войну.
Это расставание будет печальным для седеющего сорокапятилетнего пилота первой мировой войны. Под «крышей» представителя швейцарской целлюлозно-бумажной фирмы он действовал в Париже в качестве агента абвера с 18 июня 1940 года. Его первым заданием было проникновение во французские деловые круги и составление донесений на них. Затем ему поручили деликатную работу по выявлению и реквизированию драгоценностей, продажа которых в Швейцарии давала твердую валюту для финансирования программы абвера по глобальному шпионажу. Но Бендер занимался не только этим. С 1941 года он был одной из ключевых фигур в антинацистской сети, созданной в абвере.
Телефонный звонок Нордлинга застал его всего за несколько минут до выхода из квартиры. Швед раздобыл наконец-то номер его телефона у немецкого офицера Эриха Пош-Пастора фон Камперфельда, австрийца по национальности, тайно сотрудничавшего с Сопротивлением. Бендер оставаться не хотел. Но после долгих уговоров пообещал шведу задержаться «на несколько дней», пока не сделает все от него зависящее для освобождения заключенных. Бендер решил, что у него еще будет время пересечь границу Швейцарии.
С его стороны это была большая ошибка. Через две недели он попадет в плен к французам. Но в течение этих двух недель он в значительной мере вернет свой долг этому городу, в котором, несмотря на свой зрелый возраст, был известен лишь как повеса, — долг за те драгоценности, которые вытряхнул из парижских сундуков.
Генералу Вальтеру Варлимонту, стоявшему в одиночестве в зале для совещаний в ставке фюрера, затемненные светомаскировкой строения штаба Верховного главнокомандования вермахта казались призрачным городом. Снаружи лес был неподвижен. Волки и шакалы больше не нарушали тишину растенбургской ночи своим воем; минные поля и ряды колючей проволоки под напряжением, окружавшие ОКВ, давно отогнали их в более отдаленные укрытия. Их рычание сменили другие звуки: гудение вентиляционных механизмов, постукивание телетайпа и, прежде всего, перезвон телефонов, которые двадцать четыре часа в сутки уносили нервную энергию Вальтера Варлимонта и сотен таких же, как он, чьи жизни вращались вокруг наступавшего дважды в день момента, когда на своих стратегических совещаниях повелитель «третьего рейха» изрекал решения, определявшие ход войны.
