— Ну что же, Мамед… — сказал человек в гимнастерке, и я вдруг почувствовал, что губы мои скривились, а из глаз покатились слезы.
Признаюсь откровенно, я плакал, хотя мужчине, да еще горцу, плакать, как вы сами понимаете, не полагается. Но я плакал горькими слезами. Вдруг я услыхал:
— Да ты откуда сам, Мамед? Из аула Куруш Шалбуз? Значит, из шахдагских орлов! — Это говорил человек в гимнастерке. Казалось, он не заметил моих слез.
Я быстро вытер лицо рукавом рубашки.
— Ну что ж, товарищ замполит, если вы так считаете… — говорил уже немолодой человек с протезом вместо ноги.
Еще раньше я видел, как он, хромая, шел по коридору и ребята здоровались с ним, а он отвечал, поворачивая голову то в одну, то в другую сторону. Говорили, что это и есть директор. Теперь он сидел, вытянув вперед искусственную ногу, и смотрел на человека в гимнастерке, который назвал меня шахдагским орлом.
— Ну, а что скажет Захар Иванович? Он мастер, ему и работать с этими орлами. Какое ваше мнение?
Худой человек с лысеющей головой смотрел на меня испытующе.
— Что ж, — проговорил он наконец, — на работе посмотрим, тогда и решим — орел он или нет. Давайте примем, так сказать, с испытательным сроком. Посмотрим, на что он способен. На вид он парнишка крепкий и серьезный.
— Серьезный, — поспешно сказал я.
Все почему-то улыбнулись.
— Ну хорошо, на вашу ответственность, товарищ мастер, — сказал директор, — и на вашу, конечно, товарищ замполит.
На прощание директор сказал:
— Ну что ж, товарищ Мамедов…
Я сначала даже не понял, к кому он обращается, и оглянулся вокруг — нет ли где другого Мамедова, которого он называет товарищем? Но оказалось, это он так назвал меня.
— Я тебя спрашиваю, товарищ Мамедов, — повторил директор, и только теперь я понял, что он обращается ко мне.
Товарищ Мамедов — это я. Значит, я и вправду взрослый и меня приняли в это замечательное училище. Вот здорово! Только теперь я поверил своему счастью.
— Значит, даешь слово? Не подведешь? — продолжал спрашивать директор.
— Даю! — закричал я обрадованно. — Ни за что не подведу!
Вот каким образом я оказался в училище и получил новенькую форму, в которой стал похож на заправского моряка. Мне было и радостно и немного страшновато. «Дал слово, — говорил я сам себе, — значит, нужно его сдержать. Как только начнутся занятия, я буду стараться изо всех сил. Стану учиться так, что замполит скажет: «Хорошо, товарищи, что мы приняли в наше училище Мамеда Мамедова! Он хоть и молод, но настоящий мужчина, джигит». А пока я старался вести себя как взрослый, ходил медленно, не бегал, не прыгал, не свистел, не спускался бегом по лестнице, как другие ребята. Пусть все увидят, что я и в самом деле взрослый. Не удержался я только, чтобы не полюбоваться на себя в зеркало. Конечно, когда никто не видел.
