Отмыв его от пыли.
Старик Державин метит точно в гроб.
Он знает,
Кому оставить ямб (пяточек стоп),
Ну и гекзаметр.
Но холоден сей ритуальный инвентарь.
Он медлит:
Повадятся еще пускать винтарь
И петлю
В ход, бронзовея на века,
Поэты.
Пожалуй, придержу пока
Портретик.
С змеею всяк – хоть грек, хоть жид —
Ведет беседы ежедневно.
Она, гремучая, гремит,
А ты готовишь тазик медный,
Чтоб им накрыть, накрыться чтоб.
Уж лучше в таз, чем сразу в гроб.
Готовишь также медный грош
И с ним ты шествуешь в аптеку.
На вывеске там узнаешь
Жену – родного человека.
Она мороженое ест
Из чаши форм необычайных.
Охота перемены мест!
Охота есть! Охота чаю!
…А без змеи совсем скучаю.
«Вот Черчилля любимый стул…»
Вот Черчилля любимый стул,
Стакан любимый Тэтчер,
Глоток хороший – и заснул
У камелька под вечер.
А вот те самые дрова,
Которыми премьеры
Ее величества, молва
Гласит, топили печь без меры.
А вот и шут, и лорд, шутя,
Уселись круг камина.
Тут даже смех, мое дитя,
Подобен аглицкому сплину.
А вот и я: я с кочергой
И вискаря стаканом
В каминном кресле, дорогой
Сыночек, – без обмана,
Застигнут лондонской пургой
В консервативном стане.
«Кукушки наши слабы в арифметике…»
Кукушки наши слабы в арифметике.
Я ей кричу: давай умножим на два,
А то не хватит на проезд билетика.
Она как будто даже рада,
Но делит – делит! – спрятавшись на ветке.
Усих поубывав бы!
«Всего-всего дождаться можно…»
Всего-всего дождаться можно
В России, если жить подолгу.
А если красться осторожно,
То в Каспий попадешь по Волге.
Узнаешь – дважды два четыре,
Увидишь – острова часть суши,
А лев несет такие гири!
И чушь несет, и бьет баклуши.
Тут околачивают груши
И офигачивают нервы.
И… Вот еще сказать: послушай,
Из всех всегда найдется первый,
Который в очередь на душу.
А населения – ни на дух.
Вот этого на этой части суши
Не надо.
«Полковнику никто не пишет…»
Полковнику никто не пишет,
Ефрейтора никто не любит
(И даже мама с папой, с ними иже
Хоть подпоручики, хоть Киже).
А из моих вполне приличных книжек,
Гляди: костер разводят добры люди.
Ребята, вы стараетесь напрасно,
Сказали ж: рукописи не горят.
И хоть кричите: гори, гори ясно!
Но это уж навряд.
«Все будет хорошо – и мы поженимся…»
Все будет хорошо – и мы поженимся.
Поженимся на каждой и на всех.
Бедовые, как пара юных ленинцев,
Пушистые и белые, как мех
(Ремарка: тут овации и смех).
Ремарка мы возьмем в свидетели,
Он в ЗАГСе лучше закуси любой!
И День Петра с Февронией отметим
Глоточком водки нежно-голубой.
Гимн, о богиня, воспой тем, кто носит красивую форму.
