ТИНА
О ней не вспоминали несколько десятилетий, но потом память вернулась. Говорил же философ: у каждой женщины бывает свой праздник возрождения. Тина Модотти — «Фотограф и революционер» (название книги о ней Маргарет Хукс). В апреле 1991 года на Сотбис ее «Розы» были проданы за 165 тысяч долларов — такие деньги превозмогают любое забвение.
Тина Модотти (1896–1942) прожила свою жизнь в XX веке, в нем любила, странствовала и умерла. Это уже давно не наши сроки. Когда Бодрийар предлагал аннулировать время, оставшееся до окончания календарного XX века, и сразу приняться за отсчет будущего столетия, — он был, вероятно, не прав, ибо все уже свершилось без объявлений и незачем формальной отменой вносить беспокойство в умы. Когда Бодрийар отказался от своей идеи — он был не прав вдвойне.
Она родилась в Италии, в маленьком фриулийском городке — и должна была в нем нарожать детей и состариться, только в воздухе уже веяло необязательностью этих унылых житейских развязок, и страна, заворачивая хлеб и сыр в крестьянские чистые тряпицы, снималась с места, уносимая в путь нищетой и новейшей социальной мобильностью. В книге Н. Устрялова об итальянском фашизме (Харбин, 1928) были приведены поразившие меня выкладки, которые я не могу ни опровергнуть, ни подтвердить: в начале века Италию покинуло чуть ли не десять процентов ее населения — всех этих Дженовезе, Скорсезе, Сталлоне, переваливших за океан. Отец Тины был в их числе, а дочь за ним увязалась.
Ее тело, наполненное сумасшедшей энергией, требовало частой перемены житейских сюжетов, и она оседает на время в эмигрантском театрике, не сулящем ни славы, ни денег, проходит сквозь Голливуд, задержавшись в нескольких незначительных фильмах, выходит замуж, хоронит мужа, но вскоре встречает Эдварда Уэстона, предусмотрительно делает его своим любовником, позирует ему обнаженной, просит Уэстона ее обучить фотографии и в кратчайшие сроки обретает и технику, и персональную мощь фотокадра.
Отныне все переламывается и все становится смыслом, так что дело уже только за выбором и объектом. А мир, повинуясь ее воле, на нее наплывает, он прекрасно на нее наплывает — растревоженной Мексикой, знакомством с Ороско, Сикейросом и коротким романом с Диего Риверой, авангардной эстетикой (если ты не достанешь мне запрещенного Джойса, мне придется украсть эту книгу, написала она Уэстону), левым революционаризмом, который быстро приводит ее в мексиканскую компартию и уже до самой смерти соединяет с Коминтерном. Жизнь ее в ту пору становится текстом без лакун и помарок, когда всякое лыко ложится в строку, потому что угадано главное — направление времени, в котором неостановимо кружатся — этот перечень может быть долог…
