Расставание с Нарциссом. Опыты поминальной риторики | страница 65
Противостояние Запада и Востока (в первую очередь, разумеется, России) как уже говорилось, получает в поэмах Сельвинского и статьях Зелинского явственные «историософские» очертания, хотя, надо признать, и не слишком самостоятельные. Но интересно, что источники заимствования были достаточно необычны для тогдашних условий. «OST и WEST. Восток и Запад. Западная Марфа убирала дом свой, учила детей и пекла пироги. Русская Мария, „Града взыскующая“, мыла ноги всевозможным „Учителям“, приходившим к ней (большей частью с того же домовитого Запада), билась в тоске, куда-то бежала (стоя на месте), кого-то учила (вызывая смех или презрение), что-то искала, не находя выхода». «Да, не повезло русскому народу, просто как народу, в его юности. „Солунские братья“ тоже нас подкузьмили. Получив язык их болгарский, веру мы приняли греческую. Этим вынуты мы были из общих стыков европейской культуры. Не зная античного наследия, которое получил Запад, мы всю жизнь питались с чужого стола»[11].
Это, конечно, журналистская вариация на философскую тему Густава Шпета, иронического комментатора русской мысли, глухо упомянутого в подстрочном примечании[12]. Но есть и еще один источник вдохновения Зелинского, открыто и часто цитируемый в тексте «Конструктивизма и социализма». Речь идет о Чаадаеве с его, по определению И. Шафаревича, «загадочным мировоззрением», одной из компонент которого, как считает математик и публицист, являлась «русофобия»[13]. Чаадаев важен идеологу ЛЦК как мыслитель, усомнившийся в своем народе и стране: интерес представляет не столько конкретное содержание его идей, сколько вектор их, разворот, пафос. Кто знает, отмечал Зелинский, если бы сейчас Чаадаев встал из гроба, на знамени его могли быть написаны слова «конструктивизм и социализм». Точно так же очень впору был бы молодой советской государственности Чернышевский, новый Чернышевский, советский западник, который написал бы книгу «Как делать?».
«Бизнес», и прежде всего теоретическое введение к нему Корнелия Зелинского, вызвали немало запальчивых и злых рецензий[14], но культур-философская, «западно-восточная» тональность закатных и главных текстов ЛЦК критиков интересовала очень слабо, а может, и вовсе не была ими замечена. Чуткость неожиданно проявил лишь Б. Ольховый, марксистский литератор не из самых талантливых или бойких. Любопытно, что он вступился за Россию, настаивая на относительном характере ее исторического запаздывания и не соглашаясь с расхожим пониманием ее в качестве восточной страны