— Ты смотри, смотри, чем здесь за это расплачиваются, — возбужденно шептал Вадим.
Сначала хозяин трактира выложил на прилавок несколько десятков золотых монет — толстеньких и довольно большого диаметра. Потом притащил из кладовой кованые абажуры для настенных светильников. И напоследок на арене появился маленький холщовый мешочек, из которого на стойку высыпались штук пять прозрачных камней и около десяти зеленых.
— Нехилая цена за пару пачек майонеза, да? — восхищенно прошептал Вадим.
Поели. Когда пришло время расплачиваться, Паша нашел нужный диск. Пока он рылся в карманах рюкзака, официантка приплясывала на месте от радостного возбуждения. Она поймала взгляд Солода и, лихорадочно тряся руками, указала ему на вожделенную добычу. Тот оценил: поднял вверх два больших пальца и оттопырил слюнявую нижнюю губу. Алмазник тоже обернулся — посмотреть. Усмешка исчезла с его губ, лицо потемнело. Он прищурил глаза и быстрым шагом направился к столику.
— Кто? Откуда? — спросил он резко и сухо, не терпящим возражения тоном.
— Мы? — от неожиданности Паша дал петуха.
— Не из Камней? Не местные? — вновь пролаял Алмазник, железной хваткой вцепившись в Пашино запястье.
Всего этого Крысеныш не слышал. В своей норке за бочками он разглядывал дар Золотко. Проводил пальцем по тонким линиям фигурки, всматривался в ее тонко очерченное лицо. Она была прекрасна — идеально выполненными деталями и экспрессивной небрежностью, взрослостью сюжета и детской наивностью некоторых черт… Крысеныш увидел руку настоящего, большого художника.
Крысеныш в этом мире был никем. На дар Золотка он смотрел со все возрастающей болью, которую рождала зависть. Хотя Крысеныш не знал, кто он и откуда, не умел говорить с камнем или железом, дерево дышало под его рукой. Дышало? Да, но не более того. Может быть, он еще сможет заговорить с дубом или березой… Может быть, тут дело в потерянном имени, и когда он вспомнит, как его зовут, справедливость будет восстановлена? — так думал Крысеныш. И тогда он создаст деревянный дворец, горделивый, со множеством недолговечных и почти живых куполов… А может быть, со всего света к нему съедутся любители причудливой резьбы или деревянных картин, лица с которых оживают, когда умирает дерево…
А вдруг не Художник? Вдруг бочар или плотник? Он сомневался. И мысль об очевидной одаренности Золотка занозой сидела в его голове. Он сжал в кулаке золотого ангела, сжал так, что кончики небесных крыльев вонзались в его ладонь. Другая рука, дрожа, скользила по дубовым доскам пивных бочонков. Пальцы слегка сжимались и разжимались. В глазах у Крысеныша потемнело. Положение стало невыносимым. Сойти с ума или получить подтверждение своей исключительности — сейчас, немедленно. Он хотел этого так яростно, так жгуче, что начал грезить наяву. На его глазах темное, пыльное и покрытое слоем кухонного жира дерево дубовых бочек начало расцветать прекрасными узорами природного рисунка. Линии и овалы сучков становились ярче и ярче, и казалось, будто странной формы лезвия прорезают дерево, словно масло. Нежданную и такую желанную власть почувствовал слабый худенький Крысеныш. «Вот сейчас, сейчас…» — шептал он лихорадочно, едва ворочая во рту пересохшим языком.
