Я не сводил глаз с «Тихой рощицы» и часто пропускал колдобины, отчего велосипедный звонок то и дело оглушительно звякал. К счастью, все мои опасения оказались напрасными. Дорога побежала под уклон и, миновав кладбище, я быстро добрался до больницы. Подъехал с тыльной стороны, бросил велосипед у забора, и только тогда обнаружил пропажу. Из двух лент осталась только одна — чёрная, белая исчезла. Скорее всего, она вырвалась из руки, когда я боролся со страхом у «Тихой рощицы» и ничего не замечал, кроме очертаний погруженных в темноту надгробий, крестов и громоздящегося над ними чёрного монолита деревьев.
Я стал оглядываться, безнадёжно пытаясь отыскать пропажу. И уже собрался было проникнуть за простынею в больницу, как вдруг вспомнил о своей белой рубахе. Скинув свитер, я оторвал от подола полоску. Перескочил забор и тут же совершил все необходимые действия для приглашения Пасечника.
Под окном палаты, где лежал Илья, я нашёл себе место, уселся на доску, спиной прислонился к обшитой рейкой стене и принялся ждать.
Ночь пролетела незаметно, над «Тихой рощицей» забрезжил рассвет. Издали донёсся сиплый голос петуха, огласившего начало нового дня. От холода меня пробрала дрожь, однако ж, об этом я старался не думать, в это время меня волновало только одно: человек с саквояжем так и не появился. Я вдруг испугался, что он не придёт вовсе или придёт слишком поздно, когда двери больницы распахнуться и коридоры наполнятся голосами пришедших, стуком каблуков и скрипом половиц. И уж тогда моё предприятие точно провалится. Этакие представления привели меня к сомнениям в правильности действий. Я вдруг увидел, как Пасечник забирает моего брата, отправляет его в тот странный мир в саквояже, также просто и равнодушно, как он проделал это с Гаврошем.
«Достоин ли сострадания похититель тайны?..»
Прикрыв глаза, я попытался успокоиться, настраивая себя на благополучный исход.
«Всё будет хорошо, всё будет хорошо!..»
В этот самый момент, плечом я почувствовал прикосновение, отчего тут же вскочил на ноги с выпученными глазами. Не в силах подобрать подходящих слов, я молчал, а он стоял передо мной такой же загадочный и молчаливый, как вчера, вот только без саквояжа. Лицо сумеречного странника скрывалось в тени капюшона.
Мне стало совестно от своей проделки, понурив голову, я вполголоса пообещал:
— Мы никому и никогда не расскажем о вашей тайне!
Молящими глазами я посмотрел на Пасечника, и вдруг его лицо озарилось зеленоватым светом, тем самым, что испускал саквояж. Обернувшись, я увидел — свечение шло из окна палаты.
