В пять часов вечера джанкойская «Волга» затормозила в тихом ялтинском переулке у ворот того самого дворика, откуда утром Санек и его подельники выводили Растопчина.
Дерюга по-прежнему висела на проволоке, голый пластмассовый пупс, игрушка без головы, валялся в луже, подернутой ледком, а ветер сбрасывал дым с печной трубы на белый сад.
Морщась от боли в висках, Растопчин по-старомодному принес еврейке извинения за свой странный утренний визит и печальным голосом поведал женщине истерию о том, как на честного человека неожиданно напали хулиганы, намереваясь завладеть магнитофоном, и в результате… Старуха поверила, вернула Андрею магнитофон, и Андрей отблагодарил ее за понятливость сотней рублей.
Затем он поспешил к Баскакову.
— Понимаешь, старик, — наслаждаясь покоем, рассказывал о своих злоключениях Андрей, — когда эти подонки втащили меня с мороза в гостиничный номер, они, дабы не дать мне окончательно околеть (я ведь живым им нужен был), влили в меня коньяк и заставили одеться. А в кармане пиджака у меня случайно завалялся чужой магнитофон, лейлин магнитофон — как-то раз она затыкала мне им зубы, чтоб я не ныл. И вся сложность заключалась в том, чтобы, не вынимая игрушку, сообразить, как «врубить» ее в режим записи. Благо, Лейла пользовалась карманным «Сони», а сии вещицы мне знакомы. Дальнейший ход моих действий, надеюсь, ясен.
— Везет же некоторым, — хмыкнул в усы Баскаков.
— Мерзавец Григорий, думаю, просто-напросто свихнется от такого контршантажа, — сказал Растопчин, — а его свора будет вспоминать сегодняшний свой прокол до конца жизни.
— Тебе надо переписать кассету, — посоветовал Баскаков.
— Да, — согласился Растопчин. — Пусть будет две, три копии. И в разных местах, мало ли что…
— Подлинник и пару экземпляров плюс, хватит? — спросил архитектор.
— Пожалуй. Один я немедленно вручу Вячеславу. Хочется верить, он уже сегодня выколотит из ребят не только законные наши денежки, но и куш отступных, — сказал Растопчин.
— Если только пойдет на выколачивание отступных.
— Его дело, — махнул рукой Андрей. — А теперь смотри, — он поплелся в прихожую и возвратился в кабинет к Баскакову, держа на ладони браунинг. — Как тебе сувенирчик?
— Трофей? — вскинул брови Баскаков. — Займись кассеткой, а я позвоню Вячеславу, — зевнул Растопчин. — И двум дамам в Москву. Позволишь тебя разорить на два междугородных звонка.
— Позволю, — разрешил Баскаков. — Правда они давно уже международные.
