— Четыреста один!
Толпа притихла, затаила дыхание.
Палек подал знак жене главного героя, чтобы она угомонилась. Он напрягся в ожидании.
— Четыреста два!
Герой выписывал бритвой беспорядочные зигзаги на своем изувеченном лице.
Прошла целая вечность, еще немного — еще.
— Четыреста три!
И тут свершилось: четыреста четыре! Ликующий крик из сотен тысяч глоток!
Палек просиял. Искры неподдельной радости, чистого безумия брызнули из всех расщелин на его лице. Он вскинул свои ужасные руки.
В тот же миг жена героя, позабыв о приличиях, вцепилась в мужа: она умоляла! — Он взревел! И хотя его рев утонул в поднявшемся гвалте, мыто его расслышали. Мы воззвали к нему: смотри, не забывайся — не теряй голову!
Мы серьезно. — Стой!
Не останавливается!
Он подпрыгнул, чтобы лучше было видно.
Клокман уже был на сцене.
— Четыреста пять!
Гигантские бритвы взмыли вверх.
Казалось, герой уже не понимал, где он находится. Он брился. Гуляш струился потоками. Сейчас он уже напоминал подливку для макарон с маслом и сыром. Крошево. Помои.
Теперь Клокману полагалось спросить претендента, желает ли он продолжить. Таков был регламент.
— Желаете ли вы продолжить? — обратился он к герою, который шатался, увязнув в мыльной пене.
— Осторожно, — сказал арбитр, служба в полиции его кое-чему научила.
Медленно, очень медленно герой повернулся лицом к Клокману: поднял глаза! Медленно. — И, разразившись ругательствами, — такого от него никто не ожидал! — двинулся на Клокмана.
С бритвой в руке!
С кулаками!
Совсем спятил! — На кол этого типа! Вяжите его! — надрывался жирный полицейский в отставке.
Гном-конферансье бросился наутек.
Полицейский указал на огромную бритву.
— Отпускаю ему грехи! — это был возглас Палека! Он перекричал всех! Толпу! Сотни! Тысячи! Их вопли.
— Отпускаю ему грехи!
Перед подиумом распахнулись скрытые до времени люки, люди покатились вниз по вздыбившемуся полу — какая-то свалка! — и священники в развевающихся сутанах устремились из своих покоев к свету.
Палек благословлял их.
Девушки в белых одеждах спорхнули вниз из-под потолка. И началось.
* * *
Тут он вспомнил, что забыл в отеле черный портфель! Клокман сидел в самолете: проем между раздвинутыми боковинами портфеля зиял перед его внутренним взором. Впрочем, о потере портфеля он не жалел: все равно там уже ничего не было.
Он огляделся. Стюардесса чуть было не споткнулась в узком проходе. Он вытянулся на спинке кресла, откинув голову. Самолет трясло. Свежевыбритый подбородок. Знакомых среди пассажиров не было. Крышки на багажных полках были серого цвета.
