Тутанхамон. Книга теней | страница 18
Поэт театральным жестом поднес свои короткопалые ручки ко лбу.
— Вы правы. Лучше я оставлю реальность вам. Я не могу выносить ее в больших количествах — да и кто может? Признаю, я трус. При виде крови мне становится плохо, я терпеть не могу глядеть на бедняков в их ужасной одежде, и даже если кто-нибудь случайно сталкивается со мной на улице, я начинаю вопить в страхе, что меня сейчас ограбят и изобьют. Нет уж, я предпочитаю оставаться в безопасной, хорошо воспитанной компании слов и свитков в своей уютной библиотеке.
— Даже слова в наше время могут оказаться не столь уж безопасны, — заметил еще один из гостей, стоявший позади всех, где навес отбрасывал самую прохладную тень. — Не забудьте, здесь присутствует стражник-меджай. А ведь Меджаи — тоже часть реальной жизни этого города. Она и сама не защищена от разложения и упадка, о которых мы говорим. — Он устремил на меня спокойный взгляд.
— А, Себек! Я как раз думал, не собираетесь ли вы к нам присоединиться, — сказал Нахт.
Мужчине, к которому он обращался, можно было дать около шестидесяти лет, у него были короткие с проседью волосы, не тронутые краской. Я отметил пронзительные серо-голубые глаза и печать недовольства жизнью в чертах лица. Мы обменялись поклонами.
— Я не считаю слова преступлением, — произнес я осторожно. — Хотя кое-кто может со мной не согласиться.
— Вот именно. То есть, по-вашему, преступлением является само действие, а не намерение или высказывание? — спросил он.
Остальные переглянулись.
— Да, это так. В противном случае мы все были бы преступниками и сидели бы за решеткой.
Себек задумчиво кивнул.
— Возможно, самое чудовищное — это человеческое воображение, — сказал он. — Ни одно животное, насколько я понимаю, не страдает от мук воображения. И лишь человек…
— Воображение способно побудить к действию как самое хорошее в нас, так и самое худшее, — согласился Хор. — Уж я-то знаю, что мое хотело бы сделать с некоторыми людьми!
— Ваши стихи сами по себе достаточно мучительны, — съязвил архитектор.
— И именно поэтому цивилизованная жизнь, нравственность, этика и так далее имеют значение. Мы наполовину просвещены, но наполовину остаемся чудовищами, — настойчиво сказал Нахт. — Мы должны основывать свою вежливость на разумности и взаимной пользе.
Себек поднял свой кубок.
— За вашу разумность! Желаю ей всяческих успехов!
Его тост был прерван ревом, донесшимся снизу, с улицы. Нахт хлопнул в ладоши и крикнул:
— Пора!