«Извилист путь человека: от низменного к высокому, от морального уродства к обаянию и красоте»[42]
За ним пришли уже на следующий день.
После вчерашнего происшествия у Серёжи поднялась высоченная температура, пробил такой агрессивный озноб, что даже под толстым зимним одеялом, мороз, своими тяжелыми кулаками, умудрялся отбивать по его телу серии хуков, джебов, апперкотов и ундеркотов. Медицинский работник детского дома Наталья Петровна напичкала своего подопечного стандартной, в таких случаях, порцией таблеток, а он, в ответ на её действия, только рефлекторно открывал рот, сглатывая всё, что дают и совершенно не отображал действительность.
Мысли, чувства и разум свидетеля кровавой бойни уже достаточно давно вышли из стен детского воспитательного учреждения находящегося под опекой государства и, словно бесплотные приведения, пролетели над городом, приземлившись по адресу – улица Чкаловская дом тринадцать.
Те, чья служба и опасна и трудна, пришли в количестве трёх человек, грубо стащили с кровати, скрутили бессознательное тело, не церемонясь, под ошалелые взгляды окружающих, застегнули на запястьях кольца наручников и потащили за собой, совершенно не заботясь о, навязываемой им обществом, толерантности по отношению к подозреваемым в нарушении закона.
Поездка в машине до отделения милиции, была последним светлым и более или менее спокойным отрезком сегодняшнего дня.
Да и завтрашнего, послезавтрашнего…
Оказавшись в небольшой комнатёнке с одним столом, двумя стульями, шкафом под завязку забитым какими-то папками и окном, с шикарным видом на потрескавшийся асфальт и ноги немногочисленных прохожих, Граф Толстой, на мгновение, пришел в себя и, еле слышно, задал естественный полагающийся в таких случаях вопрос – «Где я?»
Ох, и зря он это сделал.
Служители охраны общественного порядка, ещё несколько минут назад, видя невменяемое состояние подследственного, хотели уже перенести допрос и отправить Серёжу в больницу, но, услышав два коротких вопросительных слова, превратились в сорвавшихся с цепи некормленых псов.
И понеслось.
Два человека в форме виртуозно играли моральным давлением в пинг-понг, используя голову восемнадцатилетнего парня как стол для рикошета, который крутили-вертели во всех направлениях, в зависимости от того, кто и с какого ракурса произносил триаду, расщепляющую на элементы вчерашнее преступление.
