В два часа пополудни Питух, а за ним и все оставшиеся в живых горнисты сыграли «Прекратить огонь!» и тотчас — «Сбор!»
Уставшие воины, перепачканные грязью и кровью, в разорванных камзолах[21], глазами искали своих командиров и собирались в группы; перебрасывались фразами, похлопывали друг друга по плечу. Зуавы, захватившие неподалеку шесть вражеских орудий, не хотели оставлять трофеи.
— Пушки! Давайте увезем пушки! — кричали они.
— Нет лошадей!
— Можно использовать пленных, — предложил Франкур.
— Хорошая мысль! Замечательно! Запряжем пленных! Давайте веревки какие есть, пояса, ремни…
Пока пленные австрийцы готовились к исполнению фантазии победителей, зуавы украсили цветами и листьями свои фески. Верхом на орудиях солдаты торжественно подъехали к месту сбора. Раздались аплодисменты, крики «браво». Победители спрыгнули на землю и построились для переклички, которая должна была вот-вот начаться. Вдруг по рядам тех, кто только что сеял смерть, да и сам смотрел ей в глаза, прокатился гомерический хохот[22]. Смеялись все — от рядового солдата до командира. Пока шло сражение, никто не замечал, что за бесценный груз у Франкура за спиной. Зуавы частенько запихивали в свои мешки разные вещи, найденные или украденные.
Едва капрал встал в строй, ребенок, до этого спокойный, выпростал из пеленок ручонки и начал размахивать ими, пронзительно крича. Сосед посмотрел на командира и спросил:
— Франкур, ты что, чревовещатель?[23]
— Да нет! У него мальчишка за спиной!
— Не может быть!
— Да! Привязан к сумке!
— Это твой сын?
— Нет!
— Племянник?
— Нет!
— Уж не отец ли он твой?
Каждый считал своим долгом отпустить шутку. А младенец уже орал во все горло, к великой радости зуавов, смеявшихся от души. Франкур сохранял спокойствие. Он совершил благородный поступок и прекрасно знал, что товарищи будут в восторге от идеи усыновить малыша. Всеобщее веселье было прервано командой:
— Равняйсь! Смирно!
Виктор-Эммануил и маршал Канробер[24] объезжали войска. Солдаты громко приветствовали монарха и героя Севастополя:
— Да здравствует король! Да здравствует Канробер!
Его величество заинтересовался, над чем только что так весело смеялись зуавы. Заметив, что шутки адресовались капралу, он спросил:
— Так это ты потешаешь товарищей?
— Нет, сир, ребенок.
— Какой ребенок?
— Он у меня в сумке, — без тени смущения отвечал француз.
— Покажи!
— Пожалуйста, сир. Извините, что придется повернуться к вам спиной.
— Превосходный мальчуган! Так ты — кормилица?
