— Армия выступает с фланга, чтобы захватить противника справа, тогда как нас ждут между Морторой и Виджевано. Поэтому сведения, которые вы добудете, имеют огромное значение.
— Значит, господин капитан, главная цель наших войск — дорога между Новаро и Тичино?
— Именно!
— А африканские стрелки́?
— Они поступают в ваше распоряжение и будут помогать обеспечивать связь с полком. Будьте осторожны, в бой не вступайте. Если наткнетесь на противника, уходите. Понятно?
— Да, господин капитан.
— Желаю удачи!
— Спасибо, господин капитан.
Перрон заметил двух зуавов, неторопливо удалявшихся куда-то в тыл. По всему было видно, что они не собираются принимать участие в общем построении.
Полк шел бодрым шагом по берегу Сезии. Из-под ритмично топающих по дороге солдатских ботинок поднимались столбы пыли. Вскоре густое серое облако окутало французов: только штыки и стволы ружей поблескивали на солнце, да мелькали красные штаны.
Зуавы прибыли в Бридду, где располагался Генеральный штаб короля Пьемонта. Итальянская армия готовилась к выступлению. Монарх уже заканчивал завтрак, когда перед штабом появились первые ряды французских пехотинцев. Увидев королевский штандарт, они гаркнули во все горло:
— Да здравствует король! Да здравствует капрал Эммануил!
Не дожидаясь тамбурмажора[64], Питух приложил к губам горн и заиграл. Как раскаты грома, грянули приветствия, теперь подхваченные всеми: «Да здравствует король!.. Да здравствует Эммануил! Да здравствует капрал!»
Король отставил украшенную фамильным гербом большую серебряную чашку с ароматным мокко[65], промокнул губы салфеткой, пригладил бороду и, широко улыбаясь, в сопровождении одного лишь адъютанта вышел навстречу зуавам. Виктор-Эммануил всегда ел в одиночестве, офицер явился только для того, чтобы выслушать приказ.
— Позвать караул! — распорядился монарх.
Прибежали гвардейцы и быстро выстроились в почетную шеренгу. Виктор-Эммануил вытащил из ножен саблю и салютовал проходившим мимо французам.
— Да здравствует Эммануил! Да здравствует король-капрал! — неслось от ряда к ряду по нескончаемой колонне шагавших строем солдат. Барабанная дробь была уже еле слышна, а монарх все стоял и улыбался, глядя вслед уходящим воинам, навсегда покорившим его своей храбростью и сердечностью.
Столовая на время опустела. Офицеры, служащие, дневальные, ординарцы — все покинули дом, чтобы проводить зуавов. Вдруг в комнату бесшумно вошли двое «шакалов». На первый взгляд они ничем не отличались от бравых африканцев: форма сидела безупречно, не было ни единой лишней детали. Но что-то в их облике настораживало. Может быть, отсутствие некоторой небрежности в одежде и непринужденности в поведении? Да и лица не покрывал южный загар, которым так гордились зуавы, а в движениях не чувствовалось военной выправки. Но среди всеобщего ликования на это никто не обратил внимания.
