— А к старости он приобрел склонность к необоснованным страхам и странным поступкам, не так ли?
— Нет, насколько я знаю, ничего такого за ним не наблюдалось, сэр. Он как-то и не менялся вовсе. Вот кто был странный, так это она. Хотя последние годы он в основном сидел дома, и я видела его только изредка. Но когда видела, то по-прежнему он был такой милый и славный человек.
— Это чрезвычайно интересно, миссис Бек. Я вам крайне признателен. Пожалуй, мы возьмем четверть фунта ваших лучших леденцов… вон тех, мятных. Да, забыл спросить. Вы не помните, сэр Джеффри получал когда-нибудь письма из Америки?
— О да, сэр. Часто. Он очень их ждал, так она говорила. Я помню и конверт, и марки. Почти никто ему больше и не писал.
— А ответы свои сэр Джеффри тоже посылал через вас?
— Нет, сэр. Почтовый ящик у станции, оттуда письма и забирают. Вы увидите его, если пойдете в ту сторону.
— Миссис Галлибаста, полагаю, уже уехала из поместья?
— Через две недели после похорон, сэр. Мой сын донес ее вещи до станции. Она забрала все сразу. Сын сказал, тяжесть была такая, что если б он сам не был в Сент-Джеймсской церкви, когда отпевали сэра Джеффри, то подумал бы, что тот у нее в сундуке, сэр, уж простите мне мою вольность.
— Сердечно благодарю вас, миссис Бек.
Приподняв шляпу, Холмс поклонился. Я видел, что он оживлен именно в той манере, как бывало, когда он нападал на след и чуял добычу. Выйдя за дверь, он пробормотал:
— Приедем в Лондон, сразу зайдем на Бейкер-стрит, нужно порыться в моей картотеке.
Я взялся за вожжи и направил нашу лошадку к станции. Холмс погрузился в молчание и всю дорогу до Лондона не проронил ни слова. Привычный к особенностям моего друга, я не чинил помех упражнениям этого блестящего ума, а занялся международными новостями в изложении утренней «Телеграф».
* * *
Мистер Маклсворт присоединился к нам за чайным столом. Миссис Акройд превзошла самое себя, так вкусны были сэндвичи с копченым лососем и огурцом, ячменные лепешки и кексы. Из чаев мы пили «дарджилинг», нежный аромат которого всего лучше соответствует послеобеденному времени дня, и даже Холмс заметил, что чай наш не хуже, чем в лучших клубах, у Синклера или на Гровнер-сквер.
За нашей трапезой наблюдал великолепный «Персей» Феллини, которого Холмс, вероятно, затем, чтобы освещение было наиболее выгодным, установил на подоконнике того окна, что выходило на улицу. Мы пили чай словно в присутствии ангела. Мистер Маклсворт с выражением благоговения на лице придерживал поставленную на колено тарелку.
