Проехал он дремучий лес;
Пред ним открылся дол широкий
При блеске утренних небес.
Трепещет витязь поневоле:
Он видит старой битвы поле.
Вдали все пусто; здесь и там
Желтеют кости; по холмам
Разбросаны колчаны, латы;
Где сбруя, где заржавый щит…
Грозная картина, волнующая душу… И верная картина: такова была дорога нашей истории. Именно такими незримыми видениями насыщена та тишина полей, которая поразила Пушкина в сельце Михайловском. И Руслан, больше уже не ревнивый, Огорченный, немного смешной супруг, потерявший дома, в постели, свою молодую жену и гоняющийся за нею по белу свету. Он вырастает, это уже герой, защитник правды, закона человеческого, борец против черного зла…
Поэма переходит в повышенный регистр, и мир поворачивается к герою другой, углубленной своей стороной:
О поле, поле, кто тебя
Усеял мертвыми костями?..
Зачем же, поле, смолкло ты
И поросло травой забвенья?..
Времен от вечной темноты,
Быть может, нет и мне спасенья!
Быть может, на холме немом
Поставят тихий гроб Русланов,
И струны громкие Баянов
Не будут говорить о нем!
Музыка Глинки подхватит волнующий душу ритм этих образов. А пройдет время — и явится Федор Шаляпин и чудесным голосом своим доведет до самого нутра народа их вечную силу. И нет, должно быть, человека в нашей стране, который бы не принял в душу этого величественного как орган, полнозвучного мотива великой русской истории.
Поэтическая сила Пушкина крепнет. Молодой барич, воспитанный среди оранжерейных порядков Царскосельского дворца, чует— в Деревне пахнет Русью! Он вернется, непременно вернется домой — в деревню, к лесу, к полю, к народу, образованный, знающий жизнь, не боящийся ничего, полный силой созидательного слова.
Последняя песня поэмы дарит нам уже не сказочные, а действительные картины русской истории:
…Киевляне
Толпятся на стене градской…
И видят: в утреннем тумане
Шатры белеют за рекой;
Щиты, как зарево, блистают,
В полях наездники мелькают,
Вдали подъемля черный прах;
Идут походные телеги,
Костры пылают на холмах.
Беда: восстали печенеги!
Легкость французского колорита здесь исчезла. Перед нами исторические враги — степняки, здесь в рифмы и ритмы уложен древнерусский летописный свод.
Пушкин во всем неутомимо ищет сближения с народом, со своей страной. Стихи идут в печати по стране; они разлетаются в списках. Послание «К Чаадаеву» этого же времени (1818 г.) звучит как патриотический манифест, как Ганнибалова клятва:
Пока свободою горим,
Пока сердца для чести живы,
