— Кит… умоляю тебя, только не говори, что ты попытался здесь пройти.
Когда и ползти уже не удавалось, она легла на живот, вытянула перед собой руки и, используя только левую, стала подтягивать свое тело вперед, прижимаясь к стене, сражаясь с темнотой, которая нашептывала ей, что легче всего перестать цепляться и мягко скатиться туда, где нет никакого сопротивления.
«Найди меня и живи». Теперь эти слова звучали обещанием для нее — для них обоих.
Наконец она добралась до безопасного места и встала на колени, всхлипывая от страха, говоря сама с собой. Слова лились безумным потоком сквозь стиснутые зубы, которые так сильно стучали, что разобрать что-нибудь было невозможно.
Стелла глотнула воды и заставила себя успокоиться. С усилием она нарисовала мысленный портрет Кита, целого и невредимого, который ждет ее у входа в пещеру.
При мысли о нем она не сдержалась и расплакалась.
— Кит… умоляю тебя, пусть с тобой все будет хорошо.
Стелла вспомнила его последние слова: «Я буду ждать тебя у машины».
Она посмотрела на часы. Половина третьего. С того момента, как она вошла в пещеру, прошло ровно пять часов.
— Я буду около машины в три часа, — сказала она вслух. — Мы перекусим в отеле. Нет, лучше закажем ланч в номер, никуда не будем выходить и отпразднуем свадебный подарок.
Она стояла в широком туннеле, где ей совершенно ничего не угрожало. Камень был сухим и гладким и уходил полого вверх. Где-то вдалеке виднелось серое пятно на черном фоне. Стелла Коди посмотрела на компас, затем на карту и на часы, поправила рюкзак и побежала к свету.
Очень тихо, так, что ей пришлось напрячься, чтобы расслышать, камень-череп пропел одну-единственную предупреждающую об опасности ноту.
Париж
Август 1556 года
Париж плавился в лучах летнего солнца.
Дым от костров, на которых готовилась еда, висел, точно одеяло, над черепичными крышами, вонь канализации пропитала улицы. Жизнь почти остановилась. Улицы и переулки, вьющиеся по обоим берегам Сены, ждали дождя, или ветра, или, если на то будет воля Господа, и того и другого, чтобы очистить воздух и промыть канавы.
Однако жизнь текла вне зависимости от холода или жары, существовали вещи более важные, нежели погода: например, смерть и рождение. Вот почему Седрик Оуэн, известный всем окружающим под именем месье Дэвида Монтгомери — якобы шотландца, ярого приверженца великого короля Франции и его союзника Папы, — был вынужден принимать невероятно тяжелые роды.
