— Ну, Рябченко… ну, олень… так эпически слить бой… — стонал Виктор. — Ну, пусть только сядет. Ноги вырву! Он у меня как еж полетит.
— Хе-хе, — развеселился Иванов. — А почему как еж-то?
— А ты не смейся. Какие тут твои? — напустился Саблин на Ивана. — Для тебя они все теперь общие. Давно ли эскадрилью сдал?
— Не корову проигрываешь, — радость в глазах у Иванова на секунду приугасла. — Нормально твои держались, но в виражах слабоваты…
— Да какие там виражи… — Виктор обреченно вздохнул. — Я же этого Рябченко полгода учил. В голову вбивал, сам показывал. Зачем он в них вообще полез, когда преимущество по высоте захватил? Только ведущим стал – враз хвост распетушил, а думать за него дядя будет? Ну пусть только сядет… Вообще, молодежь какая-то убогая пошла. Раньше сказал молодому и можно, больше не напоминать. А теперь? В одно ухо влетело, в другое вылетело. Балбесы! Ничего, сейчас я им клизму ведерную-то поставлю. Для улучшения мозговой активности…
— Кстати, ты сегодня вечером сильно занят? — Иванов вдруг стал серьезным. — Если можно дела спихнуть, то поехали.
— Куда? — удивился Виктор.
— Узнаешь, — ухмыльнулся Иванов. — Я тебе обещал как-то…
…Проснулся Виктор затемно. Долго глядел спертую, липкую темноту, потом нашарил на подоконнике папиросы и зачиркал зажигалкой. Огонек осветил скромное убранство комнатенки, разбросанную одежду, остатки вчерашнего пиршества на столе. Несмотря на очень раннее утро, все еще было душно, лицо ощутимо зудело от комариных укусов и он подумал, что зря не открыли на ночь окно. Сделал первую, самую вкусную, затяжку и откинулся на тощую подушку.
— Чего проснулся? — соседка по койке подняла голову, сонно захлопала глазами. Она долго терла лицо, потом заскрипела пружинами матраса, пошарила по столу и зачиркала найденной зажигалкой. Загорелась керосинка, вновь осветив и разгром в комнате и соседку. Это усилие словно исчерпало в ней всю энергию, и она вновь обессиленно привалилась к спинке кровати. Ее звали Роза. Армейский врач-стоматолог, тридцати шести лет от роду. Высокая, чернявая, улыбчивая. Вместе с Раей – подружкой, коллегой и соседкой она хозяйствовала в этом домике.
— Кинь папироску, — голос у нее был хриплый со сна, некрасивый. Роза уселась скрестив ноги по-турецки, ничуть не смущаясь ни своей наготы, ни Саблина. Курила она быстро, затягиваясь жадно, по-мужски. Свет освещал ее лицо с сеткой морщинок у глаз, темные круги под грустными черными глазами, немного обвисшую грудь…
