– Это психология, я в ней не очень-то понимаю, простите, – ответил с досадой Вернер.
– Ничего, ты еще вырастешь, если живым останешься, и осознаешь много вещей. У тебя вся жизнь впереди, чтобы закопать сделанные тобой воронки, – посмеялся Франсуа.
Словно гром среди ясного неба, со стороны французских позиций в ночное небесное полотно вновь взмыла осветительная ракета, озаряя все вокруг. Линия света прошла через Вернера и Франсуа, и в этот секундный момент они посмотрели друг другу в глаза. Взгляд одного был напуганный и чуть наивный, а молочные белки второго, ярко выделяющиеся на черном от копоти лице, несли в себе отчаяние и холодную пустоту. Из всей драмы этой ночи на всю жизнь Вернер особенно запомнит этот ночной взгляд, освещенный сигнальной ракетой и устремленный прямо на него. После ракеты, в нескольких километрах отсюда французы провели ночную атаку. Схватка продолжалась несколько часов. Вернер заполз наверх по склону воронки и мог наблюдать разворачивающиеся вдалеке события. Отсюда ночной бой казался миниатюрой: вдалеке виднелись маленькие человечки, бегающие в разные стороны, вспышки света, мерцающие на небосводе, грохот от разрыва снарядов. От огня и пожарищ горизонт пылал ярко желтым светом, словно сами небеса раскалились в сражении.
– Мы не на земле, мы в аду, – произнес Вернер.
Франсуа не волновало происходящее, он сидел на дне воронки, абсолютно спокойный и не реагировал на далекую схватку:
– Такое здесь происходит уже две недели, если не больше, а под Верденом и глаз сомкнуть нельзя было. Артиллерийский обстрел страшен в своей стихии, особенно если ты в его эпицентре. Ты только не высовывайся слишком сильно, а то первая пуля – твоя, – ответил француз.
К предрассветному часу редкие выстрелы вовсе закончились. Природа все еще была погружена в ночную мглу, словно и не было вокруг людей, будто и нет никакой войны. Даже вечно мерцающий горизонт, казалось, погас на какое-то время. Все утихло и умиротворилось. Ночь медленно начала покидать поле боя и Вернера это немного пугало. Слишком много было пережито этим днем, и только ночь стала для него защитой от масштабных сражений. На войне сумерки успокаивали и давали время на отдых, в тот момент, когда в родной Йене они были пугающими и порождали массу нездоровых фантазий.
– Что будет, когда ночь закончится? – спросил он у Франсуа.
– В этом и загадка войны. Мы можем здесь просидеть еще несколько часов, а можем и несколько дней.
